"Александр Гаррос, Алексей Евдокимов. [Голово]ломка " - читать интересную книгу автора

регулярного аутотренинга пытаются придать выражению лица и осанке должную
победительную уверенность, - и все равно с превеликим трудом добиваются
(если добиваются!) желаемого: отформатировать свою несовершенную плоть под
ТОВАРНЫЙ ВИД. Привлекательное состояние внешней оболчки, убеждающее
окружающих в том, что товар этот можно, нужно и должно купить. Другие могут
курить, пить бесперечь, не соблюдать диету, поглощая мучное, сладкое, острое
в раблезианских количествах, носить что попало и полагать утреннюю
гимнастику дьявольским изобретением, - и при этом в любом виде и прикиде
выглядят как отснятые профессиональными фотографами предметы из каталога
"Неккерман". И любой изъян в и на них глядится особо тонкой придумкой
дизайнеров, стилистов и визажистов, таким способом еще поднимающих и без
того впечатляющую цену товара. Когда Вадим был с сильного бодуна, от него
шарахались дети и домашние животные, менты же, напротив, выказывали
нездоровый интерес. Девушка Лада, постоянная и официальная эскорт-давалка
президента крупнейшего банка REX, с убойной (и поднаторевшему в этом жанре
Вадиму совершенно очевидной) похмелюги - все равно выглядела даже не как
неккермановский объект, а как обложка "Вога" или "Космо". Именно сейчас
Вадиму стала окончательно понятна природа пленки, отделявшей лично Ладу от
прочей Вселенной. Это был уже не тонкий, легкий на разрыв целлофан, в
который приличные супермаркеты пакуют экзотические фрукты вроде январской
клубники; а - плотный полиэтилен, от рождения герметично облекающий кажный
экземпляр наиболее престижных толстых журналов. Впустив Вадима в
спортзальных масштабов холл и не удостоив вообще ни единым взглядом, обложка
молча развернулась и на подламывающихся подразумеваемой длины ногах
уковыляла в ориентально оформленные квартирные недра. Пропала за углом.
Вадим подумал, независимо пожал плечами, оторвал для шага правую подошву от
пола. И аккуратно поставил на место. С ботинка черной жижей стекал тающий
снег. Изысканно простой пол был выложен из некрашенных, лишь проолифенных
янтарно мерцающих досок. Вадим и сам затруднился бы определить, что лежало в
основе удржавшего его на месте инстинкта: воспитание, субординация или
эстетика. Из-за угла донеслось невнятное нецензурное бормотание. Что-то
упало. Вадим помялся еще чуть, мысленно плюнул и поперся на звук, оставляя
на нежном янтаре глумливые жирные кляксы. Лада стояла к нему подразумеваемой
формы задницей, оконтуренной черной тушью шелкового кимоно, нагнувшись и по
пояс погрузившись в стену. Вадим моргнул. Бар. Ласковая подсветка дробилась
на гранях и выгибалась на округлостях штучных фунфырей, вязла в рыжем
коньячном бархате и соломенном вискарном твиде. Побрякивали разгребаемые
бутылки. - Э-э, - сказал Вадим.
Она обернулась, не успев смахнуть с подразумеваемых достоинств лица
выражения острейшей брезгливости.
- Вот блядство, - обратилась обложка к Вадиму. - Одно крепкое. И, вновь
утратив к этому неурочному пришлецу из внешних пределов малейшую тень
интереса, обогнула его, чуть задев подразумеваемой хрупкости плечиком, и
скрылась на кухне. Вадим, зверея, последовал. Теребя нижнюю губу
(подразумеваемой пухлости и яркости), Лада покачивалась перед разверстым
эпическим рефриджерейтором. Брезгливость на обложкиной физиономии сменялась
смертной безнадегой. Вдруг Лада птичьим движением изъяла с полки темно-бурую
емкость, на лице ее, как язычок зажигалки, вспыхнула и погасла мимолетная
надежда. Емкость разочарованно шмякнулась о плитку и целенаправленно
покатилась к вадимовым ногам. "Пряный соус соя". Обложка бессмысленно