"Николай Гарин. Оула " - читать интересную книгу автора

все-то у него в биографии чисто да гладко...

В сейфе у майора лежало личное дело Репина Михаила Алексеевича.
Прочитав его, он и почувствовал легкий укол. А потом заскребло. Еще бы! На
"отлично" окончил курсы красных командиров, смелый, отважный, грамотный,
беспощаден к врагам Родины. Множество хвалебных отзывов. Безупречен в службе
и так далее, и тому подобное!.. Впереди блестящая военная карьера!

Шурыгин особо и не интересовался такой народностью как карелы, хотя и
служил на их земле.... "А выходит, что у них с финнами языки схожи!.. А
вдруг и вправду на чухонцев работает!? - подумалось Шурыгину. - И туда же в
герои!.. Но уж нет, кол те в зад!.."

- Может ты это сдуру или случайно свой подвиг-то выдал? А-а?!.. И
орденок-то этот, не поддельный ли?! - майор все больше и больше заводился.
Он как зверь, который, замерев, стоял своими лапами на поверженной жертве в
ожидании ее малейшего сопротивления. Чтобы, пусть даже при едва заметном
шевелении, по Закону запустить в нее свои клыки и насладиться, упиться своей
силой, своим превосходством, своим правом карать по своему усмотрению. Но
жертва затаилась. Ее нужно было растормошить, заставить задергаться,
огрызнуться.

- Григорий! - обратился он к дремлющему у двери охраннику. - Гриша, ты
парень из мастеровых, ну-ка на, проверь на вшивость эту штуковину. Пощупай
ее, молоточком постучи, надрез сделай. На, возьми! - майор протянул орден
подходящему увальню с широченными, мозолистыми ладонями.

Шурыгин заметил, как ненавистью стрельнул взглядом Репин, как весь
подобрался, заострился.

- Убежден, что фальшивый. Не так ли, Гриша?!

- Щас посмотрим, - Григорий деловито протянул руку.

- Не трожь орден! Не тебе и не тобой даденный, - тихо, почти шепотом
процедил Микко.

- Что-о!? - майор аж привстал со стула. - Что ты сказал, сука!? Да я
тебе за такие слова язык выдеру с корнем! Карел вонючий! - голос майора стал
визгливый, глаза похолодели и стали похожи на шляпки от гвоздей. Даже
волоски отлипли от плешины и криво вздыбились. - Я ж тебя в порошок!.. Ты у
меня собственным говном подавишься!..

Григорий отдернул руку и поспешно встал за спиной у арестованного. С
Зои тотчас слетела дремота, и она с азартом болельщицы уставилась на
паренька. Скромный, с грустными глазами тот вдруг ощетинился. "Давай, давай
еще...!" - мысленно подбадривала его Зоя, прекрасно зная, чем это все может
кончиться. Ей ужасно нравилось, когда мужики дрались. Дрались в кровь,
смачно, с хрустом, стоном, ошалело, переходя в исступление. Ей нравилось,
когда сталкивались две силы - это так возбуждало ее. Зое всегда хотелось,