"А.Гарри, Лев Кассиль. Потолок мира " - читать интересную книгу автора

раз, похлопав ладонью манящий глянец гондолы, мы отошли. Прокофьев,
высунувшись из люка со спокойной хорошей улыбкой кивал провожающим. Он
оглядел ясное синеющее небо. Остатки тумана уползали с поля, и солнце
согревало уверенный мужественный лоб капитана далекого воздухоплавания.
- Можно пускать?
- Можно.
- Экипаж в кабине?
- Есть в кабине!
- Бортжурнал?
- Есть бортжурнал!
Была тишина. Воздух, крепкий воздух земной поверхности вбирался внутрь
гондолы. Там, наверху, в случае, если полет затянется, каждый кубометр
воздуха будет дорог, как дорог глоток пресной воды среди океана соленой.
Была тишина, какая бывает перед началом большого, серьезного научного опыта.
Вдруг мы почувствовали себя в центре огромного мира. Мир следил за этими
тремя людьми, ждал и надеялся. Как у Гоголя, "вдруг стало видимо далеко во
все концы света". Слово "История", никем не произнесенное, подслушал в себе
каждый. И в то же время вдруг люди в гондоле стали всем нам очень близкими,
родными, их было страшно отпускать. Они, живые, теплые, уйдут сейчас в
ледяные дали, наши товарищи по работе, наши братья по земле.
В эту минуту все мыслилось в каких-то огромных и абстрактных масштабах.
"Жизнь есть форма существования белковых тел", - вспомнилась нам почему-то
энгельсовская формула. Ах, чорт, какая замечательная форма, какое
превосходное белковое тело - человек! Вот ему были отпущены на жизнь два
"плоских" измерения, а он смело лезет отвоевывать у природы третье - вверх.
- Отдать гондолу! - скомандовал Гараканидзе.
Красноармейцы разом отпустили... Они отбежали в сторону, и стратостат
тотчас быстро, плавно, неукоснительно пошел вверх.
- В полете! - крикнул командир старта.
- Есть в полете! - звучно ответил сверху командир улетающего
стратостата.
Ура!.. Он улетал, улетал, он уходил вверх, весь серебристый, легкий, но
непреклонно спокойный и напористый. Великолепное небо принимало его.

- Уф, две недели ждали мы этого часу, - произнес кто-то.
- Ничего, товарищ, человечество ждало тысячелетия, - ответили ему.
Мы вспомнили в эту минуту не легендарных Дедала и Икара, не братьев
Монгольфьеров и даже не профессора Пиккара, выглядывающего из люка кабинки.
Мы вспомнили недавно виденное нами серьезное лицо со сдвинутыми бровями и
нахмуренным лбом, молодое мужественное лицо, склонившееся над картой,
озаренное мягким светом настольной лампы. Нам искренно жаль полковника
Линдберга, Чарльза Линдберга, нам жаль его потому, что невозможно верить в
того бога, которому он поклоняется. Не существует в природе бога техники,
он - выдумка фарисеев, заблуждение тех, которые, подобно страусу, прячут
свою голову подмышкой в священном ужасе перед политикой, в паническом
бегстве от классовой борьбы.
Мы вспомнили полковника Линдберга потому, что этот человек, образец
завоевателя стихии, ухитрился отрегулировать свою волю, свой рассудок, свои
способности с микроскопической точностью. Мы вспомнили любопытный облик
полковника Линдберга, захватанный грязными руками шакалов мещанского болота,