"Татьяна Гармаш-Роффе. Место смерти изменить нельзя ("Частный детектив Алексей Кисанов" #3) " - читать интересную книгу автора

играть актеры...
Максим заметил наконец девочку. На глаз, лет шестнадцати, тонкая и
длинная, гибкая, как ивовый прут. Даже перемазанная грязью-гримом, со
спутанными светлыми волосами, она была очень хороша, хотя, на вкус Максима,
чересчур чувственна для предназначенной ей роли. Он вспомнил, как Вадим
каялся в Каннах по поводу "мордашек" - ну что ж, после того, что было
выпито, да еще с непривычки, чего не скажешь...
Актеры уже ходили по площадке, уточняя свои действия. Девочка заметно
нервничала, Арно был спокоен и уверен, не столько выполняя указания Вадима,
сколько предлагая ему нюансы своей роли и ободряя партнершу. Все было так
знакомо, так похоже, что на мгновение Максиму показалось, что это он снимает
свой фильм, и только по какому-то недоразумению другой человек обсуждает с
актерами предстоящую сцену.
Усмехнувшись этому занятному ощущению, Максим достал свою новенькую
японскую видеокамеру.
- Запечатлею нетленные мгновения работы великого французского
режиссера, студентам в Москве буду показывать, - подмигнул он Вадиму.
Но Вадим уже не слышал его, полностью включенный в работу. У большого
пролома в фундаменте дома с левой стороны он попросил девочку лечь на
землю - его заинтересовал световой эффект на ее волосах. Волосы засветились
нимбом, на лицо ее легла тень, и девочка преобразилась: глаза таинственно
засияли из полумрака, чувственный рот очертился усталой и скорбной складкой.
"Падший ангел! - подумал Максим. - Вон куда тебя потянуло, мой дорогой
Вадим... Это тебе нелегко будет. Тут дорожка к банальностям шелковыми
коврами выложена. Ну, посмотрим, посмотрим..."
Начало съемок затягивалось, девочке подправляли грим, оператор что-то
доказывал Вадиму, Вадим заглядывал в камеру, спорил и нервничал. Его голос
набирал повышенные тона: ему не терпелось начать работу, нащупать нужную
интонацию сцены - потом многое решится само собой, по ходу.
Наконец все было готово, и съемки начались. Для разминки начали с
нескольких проходов актеров от дома и к дому, которые будут потом
вмонтированы между сценами внутри дома-развалины, снятыми, разумеется, в
студии. Все шло хорошо, и Вадим, кажется, успокоился, да и девочка вроде бы
пришла в себя...
Максим огляделся. Все были погружены в работу, все взгляды были
направлены на съемочную площадку, только одна хорошенькая мордашка косила
любопытными глазками в его сторону. Максим узнал гримершу и послал ей
обаятельную улыбку, тут же, впрочем, забыв о ее существовании. Ему было
интересно наблюдать за Вадимом, за сменой выражений его лица, которое
отражало, как зеркало, выражения актерских лиц. "Занятно, - подумал он, - у
меня так же меняется лицо, когда я снимаю?"
Наконец началась и основная сцена. Камера застыла на панораме, вбирая в
себя осеннюю даль, лиловато-прозрачный лес, пронзенный
карамельно-стеклянными лучами низкого октябрьского солнца. Наезд: дом,
зияние черного дверного провала. Из сумрака постепенно прочерчивается
грязная взъерошенная голова Арно.
Крупный план: красные тяжелые веки, бессмысленный взгляд человека в
похмелье...
Выползает, руки дрожат, всего мутит, никак не сообразит, где он и что
он и какой сегодня день. Щурясь на неяркое солнце, он присаживается на