"Татьяна Гармаш-Роффе. Место смерти изменить нельзя ("Частный детектив Алексей Кисанов" #3) " - читать интересную книгу автора

кем и за какой надобностью возведенный у кромки леса. Сегодняшняя сцена
должна была задать интонацию всему фильму, его графику, стиль, ритм - все!
Это был, если хотите, камертон, ключ ко всему фильму! И теперь - этот
русский.
Впрочем, винить некого. Сам вызвался. Когда из Ассоциации
кинематографистов хотели послать представителя, заказать отель и обеспечить
прочий сервис и почет, причитающийся лауреату Каннского фестиваля (они там
уже лапки потирали в предвкушении пары-тройки рекламных мероприятий с
участием Максима), они с Арно в один голос завопили: "Сами встретим! Это
частная поездка, это родственный визит, общественности на растерзание 'не
отдадим!" А Арно добавил:
"Никаких гостиниц, мой племянник будет жить у меня".
"Племянник. Скажите на милость! Пятая вода на киселе, и слова-то не
сыщешь, чтобы определить степень их родства. Впрочем, Максим обещал привезти
генеалогическое древо. Теперь вроде бы в России можно добраться до архивов,
разобраться, что к чему. Тогда и посмотрим, племянник он или кто".
Досадно, что Арно не мог поехать с Вадимом в аэропорт - ему
гримироваться, одеваться. Досадно. Арно бы переключил русского на себя - он
обладал даром быть центром в любом обществе, общаться непринужденно со всеми
и "одомашнивать", по его собственному выражению, самых чужих и чопорных
гостей.
Теперь вот Вадиму одному... О чем-то болтать, развлекать, спрашивать,
как дела.
И везти к себе на съемки - вот что хуже всего.
Он вдруг понял, что стал бояться присутствия Максима на съемочной
площадке, вот так сразу, с самолета. Хотя в Каннах они расстались близкими
друзьями, Вадим приглашал к себе русского на съемки, но с тех пор прошло уже
больше года, и теперь Вадим ощущал, что это чужеродное присутствие будет
стеснять, будет мешать - мешать в тот день, когда снимается важнейшая сцена!
Чуть было не пропустив поворот на аэропорт Шарль де Голль, Вадим
взглянул на часы. Самолет должен как раз сейчас приземлиться...
"Хитришь, с кем хитришь! С собой? - подумал он вдруг. - Ни русский, ни
аэропорт тут ни при чем. Просто боишься не сделать фильм. Боишься, что
выдохся".
Поставив машину в паркинге аэропорта, Вадим встал у беспрестанно
открывающихся и закрывающихся дверей, заглядывая в их мигающий просвет, из
которого возникали пассажиры Аэрофлота. Вокруг слышалась мягкая, певучая
русская речь, и это было необычно и занятно, будто он оказался за границей.
Встречались разлученные родители и дети, супруги и любовники,
обнимались, плакали и смеялись - мир людей, живущих не в своей стране, мир
виз, таможенных контролей, расставаний, телефонных звонков. Вадим поддался
общему чувству волнения и радости, тревоги и ожидания - это будоражило,
давало даже прилив сил, как бывает, когда сталкиваешься с теми, кто живет
простыми и наиважнейшими ценностями...
"Что же, старею? - вернулся к своим мыслям Вадим. - Комплекс возраста?
- Двери открылись, выплюнув очередную порцию усталых и помятых людей в
руки счастливых встречающих. - Нет, нечего на себя страху нагонять. Возраст
дает понимание. Меняется как бы сама структура знания: вечные истины
становятся понятнее и дороже, но в них начинаешь различать столько нюансов,
что боишься не вместить все в фильм. - Двери закрылись. - И в то же время