"Алекс Гарридо. Акамие. В сердце роза" - читать интересную книгу автора

Дэнеша и советовался с ним. Удостоверившись, своей рукой выводил на прежнем
месте: Тахин ан-Араван из Сувы. И хранил эти свитки в особом ларце, вместе с
преданием о царе Ашанане и жреце по имени Сирин.
Дэнеш также открывал перед Акамие самые основания, на которых зиждилось
его существо. Не в записанных текстах, а в сумрачных и яростных речитативах
на гортанном отрывистом языке ашананшеди. Акамие не требовал им перевода, в
самих звуках находя недоступный его сознанию, но ознобом, гусиной кожей,
гудящей дрожью в самом хребте постигаемый смысл. И так же было, когда Дэнеш
показывал то, чего не мог объяснить словами, и это было как танец, а плащ
цвета сумерек и грозовых туч взвивался, кружился, то парил, то
стремительными струями обтекал со всех сторон гибкое тело лазутчика, так что
казалось, что и нет у него другого тела, кроме плаща, и весь он - движение
сумрачного воздуха и тени, но вдруг выплескивались из-за спины две мерцающие
синевой ослепительные струи, то ли молнии - и начинали плясать вокруг
дымного смерча, буревой тучи, и Акамие стонал, оттого что это было прекрасно
и неуследимо.
И бывало, под утро они изнемогали от счастья и могли только, соединив
руки и глядя друг другу в глаза, засыпать от медово-тяжкой усталости.
И бывало, что Акамие, утомленный делами правления, засыпал, едва
вымолвив два ласковых слова, а Дэнеш часами сидел у его ложа, сторожа его
сон. Вещее сердце ашананшеди не поднимало тревоги: никакая опасность не
грозила царю. И Дэнеш был слишком осторожен, чтобы в воображении рисовать
картины бедствий, которые сделали бы его избавителем и защитником, да и не
было ему в этом нужды - уже был он и тем и другим.
Но не спал.
Сказано: влюбленные - пастухи звезд в бесконечности ночи.
Умом Дэнеш понимал все, что Акамие беспомощно и страстно пытался ему
объяснить. Царство есть царство. Царство есть царь.
Но страсть, но плоть...
А как легко казалось, когда они остались вдвоем в тронном зале, и
светильник Дэнеша оставался в руках Акамие. И как оказалось невозможно.
И бывало, что один сидел Акамие перед наклонным столиком в ночном
покое, покрывая пергамент торопливыми заметками для памяти и вопросами,
которые назавтра задавал своим советникам, и один выходил на балкон, и один
возвращался в покой, и один читал и ложился спать. Потому что отослал
Дэнеша, а зачем - они оба знали.
И месяца не прошло. И вот позвал, послал голубя, взмолился: не могу без
тебя. Но, не успев налюбоваться, нарадоваться - испугался.
Едва войдя в ночной покой, нетерпеливо огляделся. Дэнеш тут же шагнул к
нему, вылился из тени, как струя из потока. Быстро заговорил:
- Ты проснулся и не знал, что я смотрю на тебя, ты встал, и ходил, и
двигался, и вокруг тебя ходили и двигались другие, и они были другие, а ты
был - ты, и ты один такой в этом мире, на обеих его сторонах, ни прежде не
было такого, ни после не будет, и это было видно, как никогда. Ты был в
белом, как в прежние дни, и под рубашкой были видны твои лопатки, тонкими
крылышками они двигались под рубашкой, и у меня что-то стало с сердцем и с
дыханием. А потом на тебя надели красное, твердое, и лопаток твоих не стало
видно, и ты ушел. Я остался в саду возле беседки, где ты спал, потому что не
хотел видеть тебя царем. Я оставался там и смотрел на тебя, каким ты
навсегда остался возле этой беседки. Потом услышал Эртхиа и пошел во дворец.