"Ярослав Гашек "Борьба за души" и другие рассказы" - читать интересную книгу автора

И дело спорилось, любо поглядеть! Грешники один за другим опускались на
колени перед старой, источенной червями исповедальней и начинали умиленным
голосом: "Исповедуюсь богу всемогущему и вам, честной отец, что после
святого причастия дрался в Полуденной корчме". Это был грех самый главный, а
за ним следовал целый ряд других, извечных в своей неизменности прегрешений.
Что призывали имя божье всуе, что сквернословили и богохульствовали без
разбору, а также... "подчас дровишки из господского леса и... опять же
силок-другой с недобрым умыслом".
Целых пятнадцать лет, четыре раза в год все повторялось точка в точку,
и только один-единственный раз за все это время Бочан пропустил в исповеди:
"опять-же силок-другой с недобрым умыслом". С тонким упреком отец Михалейц
обратился к кающемуся:
- А что силки, силки, Бочан?
- Зазря беспокоитесь, ваше преподобие, - ответствовал Бочан, - касаемо
силков на сей раз ничего не вышло. Какой-то сукин сын украл у меня
проволоку, а сходить в город за новой все было недосуг. Оно ведь у нас вор
на воре, ваше преподобие!
Это был единственный случай, когда в перечне грехов одного недоставало.
Но уже на следующей исповеди Бочан ни на йоту не отступил от всегдашнего
покаяния, и к какому-то глубокому внутреннему удовлетворению приходского
священника в исповедальне вновь прозвучало умиленным голосом: "опять же,
силок-другой с недобрым умыслом".
Я потому говорю "к удовлетворению приходского священника", что он
искренне любил этих увальней с гор и по опыту знал, что уж коли силки, и те
не фигурируют в репертуаре грешника, то он дряхлеет душой и телом, и ему уже
недолго жить на этом свете. Вот что значит пятнадцатилетний опыт духовного
пастыря! Кончались "силки", потом исчезало упоминание о дровишках, грешник,
отдав дань своему благочестию, даже не заглядывал в Полуденную корчму и с
трудом тащился по лесистому склону к своему жилищу. А уж когда, бывало, его
жена прибежит к священнику на дом, плача и причитая, что вчера за весь день
муж ни разу не помянул ни черта, ни лешего, тут честной отец, не мешкая,
отправлялся с причетником в горы, дабы со святыми дарами застать беднягу еще
в живых.
Пятнадцать лет набираясь опыта, отец Михалейц пришел к выводу, что
обитатели восьми входящих в его приход горных деревушек не станут лучше ни
от самых прочувствованных проповедей, ни от пламенных увещеваний. Даже плача
слезами отчаяния, они все равно будут считать, что все это суета сует и
всяческая суета.
Поначалу священник пытался своим прихожанам растолковать, что такое
благое и искреннее намерение. Но когда он им все весьма обстоятельно
изложил, Валоушек из Чернкова сказал:
- Ваше преподобие, эти самые... благие да искренние намерения мы уж
лучше оставим молодым. А то ведь и без них, если так пойдет дальше, зверя
убудет и в силки, дай бог, чтобы в кои веки чего-нибудь попалось.
А десять лет назад Худомель, протягивая ксендзу руку, со всей
откровенностью, на какую был способен, сказал:
- Ваше преподобие, мы уж, видать, не исправимся, видать все же чертям
придется нас вилами в огне ворошить. Не иначе, такова божья воля.
Так со временем священник привык ко всему. В горах за Чернковом, в
Волчьей долине, у него был участок леса. И вот в один прекрасный день