"Дмитрий Гаврилов. Проклятая реликвия" - читать интересную книгу автора

После того, как меня пару раз послали в "Службе спасения": "Какой идиот
звонит в час ночи! Что? Кот? У нас людей некогда спасать..." - я бросил
телефонную трубку.
Обработав раны на теле перекисью - кот лежал неподвижно - я соорудил из
верблюжьего одеяла подстилку и перетащил на нее кота, холодного, как труп.
Потом, сообразив, что на мой диван, случись что, зверю не вскарабкаться,
я постелил себе на полу и лег рядом с ним бок о бок.
Старинные накомодные часы пробили два раза.
Так я лежал до самого утра, не смыкая глаз, боясь ненароком придавить
раненного.

* * *

Я лежал и вспоминал год за годом все, случившееся здесь, в этой проклятой
квартире, в которой каждый обречен на одиночество и откуда каждый обречен
уходить.
Здесь жил еще мой дед, широкой души человек. Встретив войну под
Сталинградом молоденьким двадцатилетним лейтенантом особого подразделения
при ПВО, он прошагал до Потсдама. Вся его семья погибла во время той
Великой, теперь уже далекой, войны, и никакие нынешние компенсации не
вернут нам умерших и павших родичей.
Будь прокляты эти фашистские гады!
Впрочем, ворвавшись в Германию, наши не стали церемониться, и многие
отыгрались по святому правилу - око за око. Дед рассказывал, каких усилий
стоило политработникам унять праведный гнев русских солдат.
Среди трофейного ливонского барахла, что потекло на базары, да на рынки
медленно оживающих городов России, попадалось всякое. Ему приглянулись
накомодные часы с боем, и дед, судя по всему, возил их с собой из города в
город.
А скитаться пришлось немало. После войны, после службы на Западной Украине
уже в звании майора, дед участвовал в перевозках наших первых ядерных
боезарядов и присутствовал при их испытаниях. Защиты, понятно, никакой
тогда не предусматривалось. Ученые только щупали это направление. В
результате - кости в прах, рот полный протезов и миеломная болезнь.
Отставка, вернее, переход на более спокойную работу. Секретное
предприятие в центре Москвы, где он, уже полковник, по роду службы сумел
вычислить и обезвредить американского разведчика. Тогда-то, точно в
награду на верную службу Отечеству, он и получил эту квартиру,
оформленную, впрочем, через более мирную работу жены.
Жена старого вояки, моя бабушка, была моложе его года на два и происходила
из польской семьи. После разгрома, учиненного Пилсудским доблестной
Красной Армии, им удалось перебраться в Минск, а оттуда и в Москву,
возможно, не без помощи самого Дзержинского. Как бы там ни было, в 37-ом
прадед получил десять лет без права переписки, и, как потом оказалось,
умер в лагерях четыре года спустя...
Война, строительство оборонительных рубежей, дежурство на крышах,
послевоенная разруха и голод. Первый брак, развод, смерть десятилетней
дочери...
С дедом встретились они поздно, жили душа в душу. Я часто бывал у них и
хорошо помню эту замечательную пару, чем-то похожую на семейный образ,