"Дмитрий Гаврилов. Проклятая реликвия" - читать интересную книгу автора

созданный Мироновой и Менакером. Особенно отчетливо помню последние годы,
когда дед установил-таки на комоде трофейные часы, доселе хранившиеся
неизвестно где, они били через каждый час, то встречая перезвоном в
дверях, то аккомпанируя стуку трамваев за сумеречным окном. Трамваям,
неспешно скользящим по засыпающей старой Москве.
На новую квартиру переехали втроем, третьей была небольшая белая болонка
Липси, коротавшая со стариками второй десяток лет. Вскоре она умерла,
доставив неимоверную печаль своим хозяевам.
Следом несчастье настигло и бабушку, крепко перенервничав на работе, и это
тоже как-то было связано с треклятой квартирой, якобы вне очереди... и все
такое... Она получила инсульт. Дед выхаживал ее, как мог, постепенно
вернулась речь и память. Словом, он сумел за год поставить жену на ноги.
В тот холодный ноябрьский вечер они пришли в гости к моим родителям,
сидели за праздничным столом, дед рассказывал одну из многих послевоенных
историй, типа того, как певца Лешенко взял Смерш в Бесарабии... Он много
разного знал, мой дед, а о многом помалкивал.
Внезапно дед схватился за грудь и стал заваливаться на бок, его подхватили:
- Уберите детей! - это были его последние слова.
Лифт не работал. Санитары тащили носилки с шестого этажа. Он умер в
пятьдесят шесть, не приходя в сознание.
Бабушка осталась одна, потянулись дни, полные одиночества. Затеяли ремонт
- тяжко, когда каждая маленькая вещица в доме напоминает тебе о нем,
ушедшем безвозвратно в никуда. Квартира несколько преобразилась, а часы
снова убрали. Может, просто, со смертью деда, когда механизм перестали
регулярно заводить, в них что-то сломалось, или бабушка, став набожной и
суеверной, углядела в них нечистое...
За днями прошли месяцы, за ними и годы. Никакая живность в квартире не
могла протянуть сколь-нибудь долго. Из цветов сумели остаться только
кактусы. Чтобы развеять смертный покой пустых комнат мы подарили бабушке
канарейку - тщетно. Переезжать или разменивать жилплощадь не желала, а
завещала её мне, и навещать себя подолгу позволяла разве что старшей
сестре. Вместе они прожили не более полугода.
Умирала она долго и мучительно, кожа сходила лоскутьями, ступни гноились.
Ужасная смерть. И как себе такое представлю - нет, друзья, лучше
мгновенный исход. Никому не пожелаю таких мучений.
Я въехал в новые владения, как в музей. Мне долго не хотелось что-то здесь
переставлять, но, в конечном счете, это было сделано. С трепетом я достал
пыльные трофейные часы с антресолей и установил на прежнее место. В
бесчисленных баночках и ящичках запасливого деда обнаружился и ключ. Я
завел уставший от безделья механизм, и дрогнули стрелки. Часы били полночь.
Вскоре я женился, еще через год родился сын. Жена долго не хотела
возвращаться в дом вместе с маленьким и первые три месяца после родов
прожила у своей матери. Наконец, она переехала.
Часы пели громко и звонко, и чтобы не будить малыша мы решили не взводить
"бой".
С тех пор жизнь пошла наперекосяк, жена старалась вырваться за пределы
"душных" для нее стен, я пытался ее вернуть, она использовала любой
предлог... И кто знает, долго бы продолжались эти препирательства, если бы
однажды осенью в коляску к сыну не запрыгнул бы очаровательный пушистый
котенок с кисточками на кончиках ушей.