"Дмитрий Гаврилов. Страшилка кота Баюна (Сб "Великий и ужасный")" - читать интересную книгу автора

против двух его, а противников прибыло на трое. Ай, да весёлым был -
истуканом стал, наш Василь, кровь Буслаева.
Пошатнулся я, оступился я, видя, смертушка какая обещана, да упасть не дал
побрательничек, красным камнем застыл навечно.
Тут взмолился я, и воскликнул я:
- Ох, ты, Бурушко! Мой косматенький, выручай атамана ты старого, одинокого
да усталого! Послужи мне верой-правдою, выноси из боя кровавого.
И спешил тогда богатырский конь, добрый ратный товарищ мой преданный.
Расступался воин рати той и пускал меня, зла не делая.
И стоят с тех пор скалы гордые, муравеют зелены да пушисты мхи. Стороною
обходят вороги - то не горы, богатыри.
От того и на сердце камень, у меня у Ильи Иваныча.
- Знать, худа у Муромца память! - отвечает высокий старче - Говорили тебе
добры калики, перехожие-переброжие, говорили-приговаривали да наказывали:
"Не ратайся ты, Илья, со Святогором! На одну ладонь тебя положит, и другою
прихлопнет рукою. Да не спорь ты, Илья, с Волхом - Змеем Огненным! Коли
силой не возьмёт - возьмёт напуском. Ты не ссорься, Илья, и с Микулою! Не
иди на род Селянинов! Потому, не простой оратай он, а родня поднебесным
владыкам". Не послушал совета ты доброго, а вступился за брата
хвастливого. Не гордились бы силой немеренной, жили б долго себе, да
счастливо.
- Как прознал ты про речи заветные? С той поры уж минуло долгих тридцать
лет, и еще три года, три лета. Сгинь, нечистый! - кричит Муромец, крест
кладет богатырь праведный.
А волхву тому ничего, будто того и надобно.
И смеётся кудесник - лес эхом полнится, хохот филина в нём, да рёв
медвежий слышится:
- Мне ль не знать, Илья, Иванов сын, что пропали твои добры витязи?!
Ты воды испил колодезной, а иначе б до волос седых жил бы сиднем. Чтоб
убогие не лили горьки слёзы, лютый ворог скорей бы сгинул.
Хоть поклоны клал Илья пред иконою, целовал христово распятие... Не забыл
ты, что роду русскаго, роду вольного, не царьградского. На тебя, Илья, не
держу я зла, но прогневал Микулу ты ярого. Его любит Мать Сыра Земля, что
всегда тебе силу давала. От того стоят знатны витязи, обращённые в глыбы
горные. И снуют в тех горах, и щекочут их хладны дети Стрибога проворные.
Ты один ушёл, Илья Муромец, Святогоровым духом согретый. Осушил ты воды
студеной корец - и с тобою милость Велеса.
Говорит тогда верный богатырский конь, языком вещим да человеческим: "Ой
прости-ка ты меня, хозяин мой. А послушай Владыку Леса. Я служил тебе
верою-правдою, так внемли ты вещанью божьему".
- Знать не знался со змеиными гадами, с пастухами лесными коровьими!
Только вымолвил - тьма сгустилася. Объял Илью холод каменный. Тут и жизнь
с ним тихо простилася. И окончилось наше предание".

* * *

Не успел Баюн сметанки лизнуть, как вставал Всеслав на ноги резвые,
обращался к Хозяину, колдуну древнему:
- Не сердись, Хозяин! Некогда мне штаны протирать. Уж день минул, уж
второй на исходе. Пора мне в дорогу...