"Леонид Иванович Гаврилкин. Остаюсь с тобой (Роман) " - читать интересную книгу автора

лысого, на нем был дорогой серый в черную крапинку костюм. "Какой
красивый..." - сказала Вера. "Этот лысый?" - удивился Алесич. "Нет,
костюм, - пояснила она и вздохнула: - А ты... проживешь всю жизнь и не
износишь такого со своим дырявым ртом!" Когда Алесич увидел в универмаге как
раз такой, какой был на том лысом мужчине, то твердо решил, что перед
отъездом купит его, сколько бы он ни стоил. Хоть все деньги, какие он
заработал.
В тот же день с поезда на перрон Минского вокзала сошел худощавый
человек в сером костюме в черную крапинку, в белой рубашке. Он нес черный с
алюминиевым ободком "дипломат". Если бы не до черноты загорелое лицо, каким
оно бывает лишь у людей, которые круглый год, летом и зимой, работают под
открытым небом, его можно было бы принять за столичного лектора или молодого
ученого. Это был он, Алесич. Перепрыгивая через две ступеньки, он спустился
в подземный переход и бегом, едва сторонясь встречных, выскочил на
привокзальную площадь, бросился к стоянке такси, где еще не успела собраться
очередь. Открыв дверцу, назвал адрес. Водитель понял, что человек спешит, и
газанул с места, как говорится, на всю катушку. У гастронома Алесич попросил
остановиться. Воротился с серой коробкой, перевязанной шпагатом, проворчал:
- Хорошего торта не купишь, разучились делать, вот работнички!
- Вкусы у людей растут быстрей, чем возможности их удовлетворить, -
будто цитату прочитал водитель, не глядя на пассажира.
Алесич не отозвался, напряженно следил за дорогой. И как только машина
остановилась у знакомого подъезда, бросил водителю скомканную трешницу,
выскочил из машины. Без передышки взлетел на четвертый этаж, остановился
перед дверьми, прислушался. Было тихо, только где-то выше бумкало пианино. С
силой - чуть не расплющив - ткнул пальцем в черную кнопку. Тихо, мелодично
блямкнуло. Значит, поменяли звонок. Раньше он верещал на весь подъезд.
Чуть слышно щелкнул замок.
- Это я! - с радостным волнением сказал Алесич, переступая через порог.
Вера, заметно помолодевшая, чем-то уже незнакомая, с бесцветными
кудерьками на голове - раньше волосы у нее, кажется, были русые, - стояла в
передней, скрестив руки на груди, точно хотела закрыть ими броский вырез в
розовом платье, и растерянно смотрела на мужа. А он, растерянный не меньше,
чем она, как-то беспомощно искал глазами, куда бы поставить "дипломат" и
торт, чтобы освободить руки и обнять жену.
Наконец он поставил "дипломат" на пол, а торт занес на кухню, заметив
там новые стол и табуретки, каких раньше у них не было, вернулся, взял Веру
за плечи, хотел порывисто прижать ее к себе, но та уперлась руками ему в
грудь.
- Не узнаешь или что? Это же я... Да ты что? Или, может, примака
привела? - И бросил взгляд на вешалку у порога: нет ли там и правда мужской
одежды?..
- Поищи, может, кого и найдешь, - уловила его взгляд Вера.
- Поищу, - вздохнул Алесич и, отпустив Веру, прошел в зал. Не для того,
чтобы там искать кого-то, а чтобы собраться с мыслями, решить, что делать.
Все так же беспомощно и растерянно оглянулся. На столе в стеклянной
вазочке стояли красные тюльпаны с поникшими головками. В углу - письменный
столик и небольшая книжная полка над ним. На полке - книги. В старом,
обшарпанном буфете, который они купили сразу после того, как поженились, и
который всегда стоял пустой, теперь горделиво возвышался хрустальный