"Гайто Газданов. Ошибка" - читать интересную книгу автора

"Милая моя Катюша, моя нежная девочка..." И все было составлено из
таких ласковых выражений, которых она никогда не употребляла, все было так
близко и тепло и так непостижимо и неожиданно, что Катя плакала над этим
первым письмом и показала его мужу, который сказал, что он всегда был
лучшего мнения о своей belle-mere {теще (фр.).}, чем мнение всех окружающих,
потому что в этой женщине несомненно много хорошего, только это неудачно
выражено. И в день рождения Василия Васильевича первое лицо, которое увидела
Катя, было лицо ее матери; она, впрочем, тотчас же уехала, констатировав с
грустью - как сказал брат Кати, - что, к сожалению, и Катя и ее потомок
совершенно здоровы и находятся вне опасности. Когда мать встретила в клинике
своего сына, которого не видела несколько лет, она ему сказала: здравствуй,
- почти вопросительным тоном. - Ты что, собственно, здесь делаешь? - У меня,
мама, сестра рожает, - ответил он. - Да, только тебе-то здесь нечего делать,
- опять сказала она и направилась в палату, из которой слышались крики ее
дочери.
Потом рождение Василия Васильевича было отпраздновано, как только Катя
оправилась, втроем: была Катя, ее муж и брат, пили шампанское, послали
телеграмму родителям и произносили тосты в честь Василия Васильевича,
который на другом конце квартиры мирно спал, туго завернутый в пеленки.
Васильем Васильевичем его назвал Александр, брат Кати, который ей сказал:
- Посмотри, какой он важный, просто неловко к нему по имени обращаться.
Его надо звать Василий Васильевич. - И так это и установилось, и все потом
привыкли и совершенно серьезно говорили:
- А где Василий Васильевич, что Василий Васильевич? Василий Васильевич
был маленький и толстый, вначале ползал, потом ходил по квартире и падал,
молчал и смотрел на всех серьезными блестящими глазами. Больше всех любил
дядю, потом маму, потом, может быть, папу, - как он сказал, когда его
спросили об этом в сотый раз и когда он впервые употребил выражение "может
быть".

-----

Она принимала ванну поздно вечером, перед тем как лечь в кровать, когда
пришел ее муж. Он толкнул стеклянную дверь, вошел и увидел Катю в ванне, и
ей вдруг стало нестерпимо стыдно своего тела, - и она с удивлением ощутила
этот жгучий и совершенно непонятный стыд, - что-то изменилось, что-то было
не так, как всегда. Он сказал, - извини меня, Катюша, пожалуйста, je suis un
peu dans la lune {Я почти как в раю (фр.).}, - и вышел из ванной. С краской,
заливающей ей лицо, она надела купальный халат и прошла в свою спальню. Он
явился туда через несколько минут, неся на подносе чай, - тебе, наверное,
хочется чаю после ванны? - Спасибо, ты мил, как всегда. - Он сел в кресло,
рассказал ей о торжественном обеде, с которого вернулся; она слушала его
точно издалека и с удивлением, как будто впервые, замечала, как умно он
говорил о людях, как сразу понимал, что важно и что несущественно, и всегда
знал, что нужно сказать и что нужно сделать. Он никогда, кажется, еще не
ошибся - ни в определении, ни в поступке, - и так было всегда, и она
привыкла очень верить ему во всем. Вначале она сомневалась, проверяла его
чувства, подвергала его многочисленным и разнообразным испытаниям - и всегда
подтверждались самые лучшие предположения, потому ли, что он действительно
любил ее больше всего на свете, как он говорил, или потому, что ему помогал