"Гайто Газданов. Вечерний спутник" - читать интересную книгу автора

Под черным мрамором, угрюмый ангел мой,
И яма темная, и тесный склеп сырой
Окажутся твоим поместьем и альковом,
И куртизанки грудь под каменным покровом
От вздохов и страстей найдет себе покой,
И уж не повлекут гадательной тропой
Тебя твои стопы вслед вожделеньям новым,
Поверенный моей негаснущей мечты,
Могила - ей одной дано понять поэта! -
Шепнет тебе в ночи: "Что выгадала ты,
Несовершенная, и чем теперь согрета,
Презрев все то, о чем тоскуют и в раю?"
И сожаленье - червь - вопьется в плоть твою.
(Ш. Бодлер. Посмертные угрызения. Пер. А. Эфрон)}

- Да, вы правы, - сказал он, - почему же мне всегда казалось, что было
в этом стихотворении нечто мажорное?
Он задумался и сказал, улыбнувшись:
- Да, конечно, - и это потому, что в ту минуту, когда мы его читали, мы
были счастливы.
Он в первый раз за все время употребил это выражение- "Мы были
счастливы". Я сбоку быстро посмотрел на него: он сидел, запахнувшись в
пальто, сложив свои неподвижные руки в перчатках на коленях, грузно оседая
на подушки автомобиля и глядя перед собой своими ужасными, пустыми глазами.

-----

Мы ехали обратно трое суток, останавливались много раз и приехали в
Париж поздним июльским вечером. Перед тем как выйти из автомобиля, он взял
мою руку, подержал ее несколько секунд и коротко меня поблагодарил; мне
показалось, что он думал о другом в это время. Я отвел машину в тот же
гараж, из которого ее взял, и вернулся, наконец, домой, где за это время не
произошло никаких изменений. А через три дня в вечерних газетах снова было
напечатано жирным шрифтом, что с моим спутником случился второй припадок. На
этот раз всем было ясно, что жизнь его кончена.
Он умер на следующую ночь после жестокой агонии. Я не был на его
похоронах, это казалось мне ненужным. Его смерть была настолько естественна,
он так давно принадлежал прошлому, что она не могла вызвать сильных чувств,
даже, я думаю, у самых близких людей. Я прочел пошлое и шаблонное описание
его похорон и подумал только, что этот замечательный человек заслуживал
лучшего, чем газетный отчет, написанный полуграмотным журналистом. Но это
было неизбежно, это было чрезвычайно характерно для того мира, который
старик так глубоко презирал всю свою жизнь. И мне бы не представилось случая
вернуться к воспоминанию об этой поездке, потому что я составил себе уже
окончательное представление обо всем этом: долгие годы в "смрадном аду" и
легкая тень той единственной женщины, ради которой стоило поехать - за
несколько, в сущности, часов до наступления неотвратимой агонии - на юг,
чтобы проститься с ней перед смертью; я бы не вернулся ко всему этому, если
бы через год после поездки не встретил Христину, кухарку мадам.
Я все же много и долго думал над жизнью этого человека, я прочел