"Гайто Газданов. Железный лорд" - читать интересную книгу автора

когда я исковеркал три жизни, и только в одном случае у меня есть
возможность поступить так, как должен поступить порядочный человек; а в двух
других это непоправимо". После театра, когда Василия Николаевича представил
ей какой-то услужливый и отлично одетый альфонс из студентов, они поехали в
"Самарканд" или еще куда-то, о чем Василий Николаевич писал как о вещах всем
известных и па них не останавливался; я же не всегда знал, о чем шла речь, -
я никогда не видел ни этих мест, ни их расцвета, так как все это происходило
задолго до моего рождения: На следующий вечер Василий Николаевич опять был в
театре - с тугим и колючим букетом цветов и каким-то браслетом, купленным
наспех, - и поздно ночью, когда он сказал ей, в санях, "я вас люблю", - она
прильнула губами к его рту, и в результате Василий Николаевич привез ее к
себе и она осталась с ним до позднего и желтого петербургского утра. Так
началось то, что Василий Николаевич называл "романом", каждый раз ставя это
слово в кавычки, никогда не забывая этого сделать, - и если слово "роман"
было без кавычек, это значило, что речь шла о Елене Власьевне. Это
продолжалось полтора месяца, от Елены Власьевны вслед за письмами следовали
длинные телеграммы; - и все шло так вплоть до того незабываемого дня, когда
Василий Николаевич, пожелтевший и точно сразу постаревший на несколько лет,
вышел из роскошной приемной доктора с непогрешимым знанием о том, чем он
болен.

Была глубокая зима; он приехал к жене, но не поцеловал ее; распорядился
стелить себе постель в своем кабинете, ничего не объяснил, ничего не сказал
и прожил две недели, скрываясь от всех. Потом он начал выходить в столовую;
но сказал жене, что он заболел каким-то душевным недугом, стал страдать
чрезмерной брезгливостью и хочет; чтобы ему подавали все на отдельном
приборе, и стал лечиться. Несмотря на то, что доктора уверяли его, что все
кончено и нет ни болезни, ни тем более опасности заражения, он за много лет
ни разу не прикоснулся ни к жене, ни к дочери. И тогда в доме стала
постепенно создаваться та обстановка, которая в последние годы сделалась
совершенно невыносимой. Только Железный Лорд оставался неизменным, - но день
его смерти был днем окончательного решения Василия Николаевича раз навсегда
покончить со всем. Только Лорд - и то если он помнил - сохранил неизменным в
своем представлении то время, которое Василий Николаевич и Елена Власьевна
провели в Сибири. "Это все, что осталось, - писал Василий Николаевич, - одно
собачье воспоминание, и даже оно исчезло со смертью Лорда. В тот день я тоже
должен был умереть": Никакая сила в мире, ничто не могло ни воскресить это
громадное и сложное счастье, которое совмещало в себе - в одной только
мысли - Сибирь, к которой Василий Николаевич беспрестанно, с болезненной
настойчивостью возвращался, и запах сена, и тело Лели, и ее глаза, и все,
что происходило тогда, - ни воскресить, ни уничтожить так, чтобы сделать это
небывшим, чтобы не было причины для смертельного и непрекращающегося
сожаления.

Елена Власьевна никогда не знала, почему с ее мужем произошла такая
неожиданная перемена. Но она любила его так, что не могла его оставить.
Только тогда, когда ты перестанешь быть человеком и будешь трупом, - только
тогда я уйду от тебя, говорила она ему. - Прости мне мои истерики и крики,
прости мой невыносимый характер, прости за то, что я создала тебе такую
жизнь, в которой всякий нормальный человек сойдет с ума. Но ты, - сказала