"Гайто Газданов. Полет" - читать интересную книгу автора

того, чего не следовало говорить.
Она чрезвычайно обрадовалась Людмиле, которую не видела года два,
сказала, что она уже много месяцев в Париже, и пригласила ее пить чай. Войдя
в переднюю, Людмила увидела неизвестный ей, недавнего, по-видимому,
происхождения, портрет короля в новой фотографической интерпретации: портрет
почти походил на икону; лицо короля, подвергшееся, по-видимому, тщательной
ретуши, было величественно и скорбно той особенной, условной скорбью и
условной величественностью, которые характерны для олеографий. Заметив
взгляд Людмилы, итальянка сказала, что его величество - она всегда
выражалась так, говоря о короле, - недавно прислал ей этот портрет. Это
была, очевидно, неправда, во-первых, потому что на портрете не было надписи.
Во-вторых, король, хотя и был не очень культурным человеком, был все же
лишен того идеально дурного вкуса, который у него следовало бы предположить
в том случае, если бы он действительно послал ей этот портрет. - Какое
печальное лицо, - сказала Людмила нарочито рассеянным голосом, рассчитанным
на то, чтобы итальянка приняла ее высказывание не за сочувствие ей, а за
настоящее ее впечатление, - можно подумать, что он задумался над чем-то или
жалеет о чем-то невозможном. - Да, у меня такое же впечатление, - сказала
итальянка; и она, и Людмила одновременно испытали чувство удовлетворения -
Людмила оттого, что итальянка ее поняла именно так, как было нужно,
итальянка потому, что имела дело с умной и чуткой женщиной. Итальянка,
впрочем, вообще очень ценила Людмилу и знала о ней гораздо больше, чем это
было можно подумать. До того еще, как горничная подала чай, итальянка
предупредила Людмилу, что к чаю будет один господин, очень милый, но очень
несчастный англичанин, к сожалению, плохо говорящий по-французски и совсем
не говорящий по-итальянски; в пансион он попал совершенно случайно, - она
улыбнулась откровенной улыбкой, обнажив все свои зубы, что всегда
производило чуть-чуть странное впечатление, потому что за исключением
четырех передних зубов верхней и стольких же нижней челюсти все остальные
чередовались в идеально правильной, нигде не нарушенной пропорции: золотой,
белый, золотой, белый - и так до конца. Англичанин этот, насколько его
поняла итальянка, еще молодой человек, - по мере того, как шли годы,
итальянка бессознательно и великодушно отодвигала все дальше ту цифру, после
которой человек переставал быть молодым: сначала это было тридцать лет,
потом тридцать пять, потом сорок, теперь сорок пять и даже больше; после
пятидесяти начинало входить в силу неопределенное выражение "еще не старый
человек"; около пятидесяти четырех говорилось - еще, в сущности, не старый
человек; и около пятидесяти восьми - еще, в конце концов, не старый человек.
Итак, этот англичанин недавно потерял жену и остался совершенно один на
свете; по словам итальянки, он был очень, очень мил. Людмила сразу
насторожилась, и, хотя никаких планов еще не было в ее голове, она уже
сделала над собой то привычное и бессознательное усилие, которое обычно
предшествовало всякому ее начинанию. Лицо ее, вообще говоря, несмотря на
кажущуюся неподвижность, обладало редкой выразительностью; и, ожидая прихода
англичанина, она постепенно придавала ему тот характер, который
приличествовал обстоятельствам, именно - чутьчуть усталое выражение, далекие
глаза, небрежная, точно забытая в воздухе, рука с папиросой в тонких и
длинных, слегка дрожащих пальцах. Англичанин, наконец, явился; это был
крупный человек с совершенно седой головой, с простодушным, красноватым
лицом, тип джентльмена-фермера с большим уклоном к джентльмену, как подумала