"Генрих Гейне. Флорентийские ночи" - читать интересную книгу автора

гамбургской газете. Собственно, чему тут дивиться?
В зримом рисунке игры немой живописец видел звуки. Ведь существуют же
люди, видящие в звуках лишь незримые знаки, в которых они слышат краски и
образы.
- Вы принадлежите к таким людям! - воскликнула Мария.
- Как жаль, что у меня больше нет лизеровского наброска: он, пожалуй,
дал бы вам некоторое представление о наружности Паганини. Только беглыми
яркими черными штрихами мог быть схвачен его легендарный лик, более близкий
отдающему серой царству теней, нежели солнечному миру живых. "Право же, сам
дьявол води.1! моей рукой",-уверял меня глухой живописец, когда мы с ним
стояли перед Альстерским павильоном в Гамбурге, где Паганини давал свой
первый концерт.
"Да, мой друг,-продолжал Лизер,-народ не выдумывает, говоря, что он
цредался дьяволу, дабы стать лучшим на свете скрипачом и загребать миллионы,
а главное, чтобы вырваться с постылой галеры, где он томился долгие годы.
Будучи капельмейстером в Лукке, он влюбился в театральную диву, приревновал
ее к плюгавому аббату, вероятно, в самом деле был рогоносцем, как истый
итальянец заколол неверную возлюбленную, попал в Генуе на галеры и в конце
концов продался дьяволу, чтобы освободиться, стать лучшим в мире скрипачом и
нынче вечером обложить каждого из нас контрибуцией в два талера.
Однако взгляните! С нами крестная сила! Взгляните, по аллее шагает он
сам со своим двусмысленным приспешником!"
И правда, вскоре я воочию увидел Паганини. На нем был темно-серый
сюртук, доходивший ему до пят, отчего он казался очень высокого росга.
Длинные черные волосы спутанными прядями падали на плечи и как бы обрамляли
его мертвенно бледное лицо, в которое горе, гений и ад врезали свою
неизгладимую печать. Рядом с ним пританцовывал низенький
вульгарно-щеголеватый, по виду безобидный человечек; у него было румяное
морщинистое лицо, он был в светло-сером сюртучке с металлическими
пуговицами; до приторности ласково кланялся он на все стороны, не забывая с
пугливой робостью поглядывать вверх, на мрачную фигуру, хмуро и задумчиво
шагавшую рядом. Казалось, это картина Ретцша, на которой Фауст с Вагнером
прохаживаются перед воротами Лейпцига. Глухой живописец на свой озорной лад
характеризовал обе фигуры, обращая особое мое внимание на размеренный,
широкий шаг Паганини.
"Ведь правда гак л кажется, будто у него по сей день между ногами
железный брус? Он раз и навсегда усвоил такую походку. Посмотрите также, с
какой презрительной ухмылкой он поглядывает вниз, на своего спутника, едва
тот начинает приставать к нему с тривиальными во-
просами; однако разлучиться им никак нельзя, ибо их связывает
скрепленный кровью договор и спутник этот не кто иной, как сам дьявол.
Правда, несведущий народ полагает, будто он сочинитель комедий и анекдотов
Гаррис из Ганновера и Паганини взял его с собой ведать
в концертах денежными делами. Но народу неизвестно, что дьявол
заимствовал у господина Георга Гарриса только внешнюю оболочку, а
злосчастная душа этого несчастливца заперта в сундук в Ганновере вместе с
прочим хламом и будет сидеть там, доколе дьявол не вернет ей
телесную оболочку, и, может статься, она будет сопровождать своего
повелителя Паганини в более почтенном образе, а именно в образе черного
пуделя".