"Генрих Гейне. Флорентийские ночи" - читать интересную книгу автора

пропускала мимо ушей Белли-ниевы французские обороты; она взяла у него из
рук бамбуковую тросточку, размахивая которой он пытался подкрепить свое
несостоятельное красноречие, и с ее помощью преспокойно старалась растрепать
чинные локоны на висках молодого маэстро. К этому шаловливому занятию, как
видно, и относилась улыбочка, придававшая ее лицу такое выражение, какого я
не видывал больше на живом человеческом лице. Оно никогда не изгладится из
моей памяти. Такие лица скорее должны принадлежать к волшебному царству грез
и поэзии, нежели к грубой житейской действительности. Манера, /напоминающая
Леонардо да Винчи, тог же благородный овал с наивными ямочками на щеках и
чувственно заостренным подбородком ломбардской школы. Цвет лица по-римски
нежный, с матово-перламутровым отливом, аристократическая бледность и
хрупкость. Словом, это было лицо, какое встречаешь, и то изредка, на
старинных итальянских портретах знатных дам, тех, кого боготворили
итальянские живописцы шестнадцатого века, создавая свои высокие творения, о
ком грезили поэты той эпохи, входя в бессмертие своими стихами, к кому
стремились в мечтах немецкие и французские доблестные герои, когда,
опоясавшись мечом и алкая подвигов, переваливали через Альпы.
Да, да, именно такое было это лицо, а на нем играла улыбка милого
злорадства и величаво-грациозной шаловливости, пока она, эта прекрасная
дама, кончиком бамбуковой трости разрушала искусную прическу добрейшего
Беллини. В тог миг словно волшебная палочка преобразила Беллини, и он сразу
же стал близок моей душе. Лицо его сразу озарилось отблеском ее улыбки, что
был, вероятно, миг наивысшего расцвета его жизни... Мне он навеки врезался в
память... Спустя две недели я прочитал в газете, что Италия потеряла одного
из своих славнейших сыновей.
Вот что странно! Одновременно сообщалось и о смерти Паганини. В его
кончине я не сомневался ни минуты, ибо старый, чахлый Паганини всегда
казался умирающим; но в смерть молодого, розовощекого Беллини я никак не мог
поверить. И тем не менее выяснилось, что известие о смерти первого было
газетной ошибкой, Паганини пребывает здоровый и бодрый в Генуе, а Беллини
лежит мертвый в Париже.
- Вы любите Паганини? - спросила Мария.
- Этот человек - краса своей родины и, конечно, заслуживает наивысшей
оценки при перечислении музыкальных знаменитостей.Италии,- отвечал
Максимилиан.
- Я ни разу его не видела, - заметила Мария.- Но, по слухам,
наружность его не очень отвечает понятию красоты. Мне приходилось видеть его
портреты...
- Ни один на него не похож,- перебил Максимилиан,- они либо
украшают, либо уродуют его и никогда не показываю! истинную его натуру.
По-моему, единственный человек, кому удалось верно изобразить Паганини,-
это глухой живописец по фамилии Лизер: в своей проницательной одержимости он
несколькими карандашными штрихами так метко схватил облик Паганини, что
правдивость рисунка и смешит, и пугает. "Моей рукой водил сам дьявол",-
сказал мне глухой живописец, загадочно хихикая и качая головой с добродушным
лукавством, которым сопровождал свое гениальное шутовство. Этот живописец во
всем был чудак; невзирая на глухоту, он восторженно любил музыку и, когда
находился поблизости от оркестра, умел будто бы читать музыку на лицах
музыкантов и судить по движению их пальцев о большей или меньшей удаче
исполнения; недаром он писал критические заметки об опере в почтенной