"Генрих Гейне. Луккские воды" - читать интересную книгу автора

прежде всего из человеколюбия, чтобы не вызвать землетрясения. Приглашение
на танец, о котором вы говорите, вероятно, плохо понятая аллегория.
Историческая и философская школы представлены в ней в качестве танцоров, и в
этом смысле, может быть, понимается кадриль в составе Угоне, Тибальдо, Ганса
и Савиньи. И, может быть, в этом смысле говорят, что синьор Угоне хотя он и
diable boiteux1 в юриспруденции, проделывает такие же изящные па,
как Лемьер, и что синьор Ганс в последнее время проделал несколько изрядных
прыжков, создавших из него Ore философской школы.
- Синьор Ганс,- поправился профессор,- танцует, таким образом, лишь
аллегорически, так сказать, метафорически.
И вдруг, вместо того чтобы продолжать свою речь, он опять ударил по
струнам гитары и запел, как сумасшедший, под сумасшедшее бренчание струн:
Это имя дорогое
Наполняет нас блаженством.
Если волны бурно стонут, Если небо в черных тучах, - Все к Тарару лишь
взывает,
Словно мир готов склониться
Перед именем его!
О господине Гешене профессор не знал даже, что он существует. Но это
имело свои естественные основания, так как слава великого Гешена не дошла
еще до Болоньи, а достигла только Поджо, откуда до нее еще четыре немецкие
мили и где она задержится на некоторое время для собственного удовольствия.
Геттинген далеко не так уж известен в Болонье, как можно было бы
__________________
1 Хромой бес (фр.).
251


ожидать хотя бы в расчете на благодарность, - ведь его принято
называть немецкой Болоньей. Подходящее ли это название - я не хочу
разбирать; во всяком случае, оба университета отличаются один от другого тем
простым обстоятельством, что в Болонье самые маленькие собаки и самые
большие ученые, а в Геттингене, наоборот, самые маленькие ученые и самые
большие собаки.
ГЛАВА VI

Когда маркиз Кристофоро ди Гумпелино, как некогда царь фараон, вытащил
свой нос из Красного моря, лицо его сияло потом и самодовольством. Глубоко
растроганный, он дал обещание синьоре отвезти ее в собственном экипаже в
Болонью, как только она в состоянии будет сидеть. Заранее условились, что
профессор выедет вперед, а Бартоло поедет вместе с ней в экипаже маркиза,
где он очень удобно может поместиться на козлах, держа на руках собачку, и
что, наконец, через две недели можно будет попасть во Флоренцию, куда к тому
времени вернется и синьора Франческа, отправляющаяся с миледи в Пизу. Считая
по пальцам расходы, маркиз напевал про себя: "Di tanti palpiti"1,
синьора разражалась громкими трелями, а профессор колотил по струнам гитары
и пел при этом такие пламенные слова, что со лба у него катились капли пота,
а из глаз слезы, которые соединялись в один поток, сбегавший по его красному
лицу. Среди этого пения и бренчания внезапно распахнулись двери соседней
комнаты, и оттуда выскочило существо...