"Генрих Гейне. Луккские воды" - читать интересную книгу автора

воспел несчастную любовь.
Я, с своей стороны, тоже испросил соизволения синьоры поцеловать ее
левую ножку, и в тот момент, когда я удостоился этой чести, она, как будто
пробудившись от дремоты, с улыбкой наклонилась ко мне, посмотрела на меня
большими удивленными глазами, весело выскочила на середину комнаты и опять
бесчисленное множество раз повернулась на одной ноге. Изумительная вещь - я
почувствовал, что и сердце мое вертится вместе с нею, почти до обморока. А
профессор весело ударил по струнам гитары и запел:
Примадонна меня полюбила
И в мужья себе определила,
И вступили мы в брак с нею вскоре.
Горе мне, бедному, горе!
Но пришли мне на помощь пираты, И я продал ее за дукаты, Без
дальнейшего с ней разговора, Браво! Браво! Синьора!
Синьора Франческа еще раз окинула меня пристальным и испытующим
взглядом с головы до ног и затем с довольным выражением лица поблагодарила
маркиза, как будто я был подарком, который он любезно преподнес ей. Особых
возражений против подарка она не находила: только волосы мои, пожалуй,
слишком уж светло-каштановые, ей хотелось бы потемнее, как у аббата Чекко, и
глаза мои показались ей слишком маленькими и скорее зелеными, чем голубыми.
В отместку следовало бы и мне, дорогой читатель, изобразить синьору
Франческу в отрицательном свете, но, право, я ничего не мог бы сказать
дурного об этом прелестном создании, об этом воплощении грации, почти
легкомысленном по своим формам. И лицо было божественно соразмерно,
наподобие греческих статуй; лоб и нос составляли одну отвесную прямую линию,
с которой нижняя линия носа, удивительно короткая, образовала восхитительный
прямой угол; столь же коротко было расстояние от носа до рта, а губы были
полуоткрыты и мечтательно улыбались; под ними округло вырисовывался
прелестный полный
254


подбородок, а шея... Ах, мой скромный читатель, я захожу слишком
далеко, а кроме того, при этом вступительном описании я, как вновь
посвящаемый, не имею права распространяться о двух безмолвных цветках,
сиявших чистейшим блеском поэзии в тот момент, когда синьора расстегивала на
шее серебряные пуговки своего черного шелкового платья. Любезный читатель,
поднимемся опять выше и займемся описанием лица, о котором я могу сообщить
дополнительно, что оно было прозрачным и бледно-желтым, как янтарь, что
благодаря черным волосам, спускавшимся блестящими гладкими овалами над
висками, оно приобретало какую-то детскую округленность и было волшебно
освещено двумя черными быстрыми глазами.
Ты видишь, любезный читатель, что я готов самым основательным образом
дать тебе топографию моего блаженства, и подобно тому, как другие
путешественники прилагают к своим трудам отдельные карты местностей, важных
в историческом или примечательных в каком-либо ином отношении, так и я
охотно приложил бы гравированный на меди портрет Франчески. Но - увы! -
что толку в мертвой передаче внешних контуров, когда божественное обаяние
форм заключается в жизни и движении! Даже лучший живописец не в состоянии
изобразить наглядно это обаяние, ибо живопись, в сущности, плоская ложь.