"Генрих Гейне. Луккские воды" - читать интересную книгу автора

Скульптор скорее способен на это; при изменчивом освещении мы можем, до
некоторой степени, представить себе формы статуй в движении, и факел,
бросающий на них свой свет лишь извне, как бы оживляет их изнутри. И
существует статуя, которая могла бы дать тебе, любезный читатель, мраморное
представление о великолепии Франчески,- это Венера великого Кановы, которую
ты можешь видеть в одном из последних зал Палаццо Питти во Флоренции. Я
часто вспоминаю теперь об этой статуе; иногда мне грезится, что она лежит в
моих объятиях и постепенно оживает и начинает, наконец, шептать что-то
голосом Франчески. Но то, что делало каждое ее слово таким прелестным,
бесконечно значительным, - это был звук ее голоса; и если бы я привел здесь
самые слова, то получился бы лишь гербарий из засохших цветов, вся великая
ценность которых была в запахе. Разговаривая, она часто подпрыгивала и
пускалась танцевать; может быть, танец и был ее истинным
255


языком. А сердце мое неизменно танцевало вместе с нею, и проделывало
труднейшие па, и проявляло при этом столько таланта, сколько я никогда и не
подозревал в нем. Таким именно способом Франческа рассказала мне историю
аббата Чекко, молодого парня, влюбившегося в нее, когда она еще плела
соломенные шляпы в долине Арно; при этом она уверяла, что мне выпало счастье
быть похожим на него. Она сопровождала все это нежнейшими пантомимами, время
от времени прижимала кончики пальцев к сердцу, как бы черпая оттуда
нежнейшие чувства, плавно бросалась затем всей грудью на софу, прятала лицо
в подушки, протягивала ноги кверху и играла ими, как деревянными
марионетками. Голубая ножка должна была представлять аббата Чекко, красная
- бедную Франческу, и, пародируя свою собственную историю, она показывала,
как расстаются две бедные влюбленные ножки; это было трогательно-глупое
зрелище - ноги касались друг друга носками, обменивались поцелуями и
словами нежности, - при этом сумасбродная девушка заливалась забавными,
вперемежку с хихиканьем, слезами, которые, однако, исходили порой из глубины
несколько большей, чем того требовала роль. В порыве болезненного
комического задора она изображала, как аббат Чекко держит длинную речь и в
педантических метафорах превозносит красоту бедной Франчески, и манера, в
которой она, в роли бедной Франчески, отвечала ему и копировала свой
собственный голос, с отзвуком былой сентиментальности, заключала в себе
что-то кукольно-печальное, удивительно волновавшее меня. Прощай, Чекко,
прощай Франческа! - было постоянным припевом. Влюбленные ножки не хотели
расстаться, и я, наконец, обрадовался, когда неумолимая судьба разлучила их,
ибо сладостное предчувствие подсказывало мне, что было бы несчастьем для
меня, если бы влюбленные так и остались вместе.
Профессор зааплодировал на гитаре, шутовски дергая струны, синьора
стала выводить трели, собачка залаяла, маркиз и я стали бешено хлопать в
ладоши, а синьора Франческа встала и раскланялась с признательностью.
- Это, право, недурная комедия,-сказала она мне, - но прошло уже
много времени с тех пор, как она была поставлена, да и сама я состарилась,
- угадайте-ка, сколько мне лет?
256