"Генрих Гейне. Луккские воды" - читать интересную книгу автора

Но тут же, отнюдь не дожидаясь моего ответа, быстро проговорила:
"Восемнадцать" - и при этом восемнадцать раз повернулась на одной ноге.
- А сколько вам лет, dottore?1
- Я, синьора, родился в ночь на новый тысяча восьмисотый год.
- Я ведь говорил уже вам, - заметил маркиз, - это один из первых
людей нашего века.
- А сколько, по-вашему, мне лет? - внезапно воскликнула синьора
Летиция и, не помышляя о своем костюме Евы, скрытом доселе под одеялом,
порывистым движением приподнялась при этом вопросе так высоко, что
показалось не только Красное море, но и вся Аравия, Сирия и Месопотамия.
Отпрянув в испуге при столь ужасном зрелище, я пробормотал несколько
фраз о том, как затруднительно разрешить подобный вопрос, ибо ведь я видел
синьору только наполовину; но так как она все упорнее продолжала настаивать,
то я принужден был сказать правду,- именно, что я не знаю соотношения между
годами итальянскими и немецкими.
- А разве разница велика? - спросила синьора Летиция.
- Конечно,-ответил я,-тела расширяются от теплоты, поэтому и годы в
жаркой Италии гораздо длиннее, чем в холодной Германии.
Маркиз более удачно вывел меня из затруднительного положения, любезно
удостоверив, что только теперь красота ее распустилась в самой пышной
зрелости.
- И подобно тому, синьора, - добавил он, - как померанец чем старее,
тем желтее, так и красота ваша с каждым годом становится более зрелой.
Синьора, казалось, удовлетворилась этим сравнением и, со своей стороны,
призналась, что действительно чувствует себя более зрелой, чем прежде,
особенно по сравнению с тем временем, когда она была еще тоненькой и впервые
выступала в Болонье, и что ей до сих пор непонятно, как она с такой фигурой
могла вызвать подобный фурор. Тут она рассказала о своем дебюте в роли
Ариадны; к этой теме, как я узнал потом, она очень часто возвращалась. По
этому случаю синьор Бартоло
_______________
1 Доктор (ит.).
257


должен был продекламировать стихи, брошенные ей тогда на сцену. Это
были хорошие стихи, полные трогательной скорби по поводу вероломства Тезея,
полные слепого воодушевления Вакхом и цветисто-восторженных похвал Ариадне.
"Bella cosa"1,- восклицала синьора Летиция после каждой строфы.
Я тоже хвалил образы, и стихи, и всю трактовку мифа.
- Да, миф прекрасный, - сказал профессор, - и в основе его лежит,
несомненно, историческая истина; некоторые авторы так прямо и рассказывают,
что Оней, один из жрецов Вакха, обвенчался с тоскующей Ариадною, встретив ее
покинутой на острове Наксосе, и, как часто случается, в легенде жрец бога
заменен самим богом.
Я не мог присоединиться к этому мнению, так как в области мифологии
более склонен к философским толкованиям, и потому возразил:
- В фабуле мифа, в том, что Ариадна, покинутая Тезеем на острове
Наксосе, бросается в объятия Вакха, я вижу не что иное, как аллегорию:
будучи покинута, она предалась пьянству,- гипотеза, которую разделяют