"Генрих Гейне. Луккские воды" - читать интересную книгу автора

танцевали своими тяжеловесными вершинами, которые заходящее солнце озаряло
таким багровым светом, что казалось, они опьянены собственным виноградом.
Ручей внизу стремительнее катил свои воды вперед и боязливо шумел, как бы
опасаясь, что восторженно колышущиеся горы обрушатся вниз. А зарницы
сверкали при этом так нежно, как светлые поцелуи. "Да,- воскликнул я,-
небо, смеясь, целует возлюбленную - землю. О Франческа, прекрасное небо
мое, пусть я буду твоею землею! Весь я такой земной и тоскую по тебе, небо
мое!" Так восклицая, простирал я с мольбой объятия и наталкивался головой на
деревья, которые и обнимал, вместо того чтобы бранить их, и душа моя
ликовала в опьянении любовью, - как вдруг я увидел ослепительно-красную
фигуру, разом вырвавшую меня из царства грез и вернувшую в мир самой
отрезвляющей действительности.
ГЛАВА VIII

На зеленом холмике под раскидистым лавровым деревом сидел Гиацинт,
служитель маркиза, а подле него Аполлон, хозяйская собака. Последняя скорее
стояла, положив передние лапы на огненно-красные колени маленького
человечка, и с любопытством наблюдала, как Гиацинт, с грифельной доской в
руке, время от времени
261


что-то писал на ней и скорбно улыбался, качая головкой, глубоко вздыхал
и потом благодушно сморкался.
- Что за черт! - воскликнул я.- Гирш-Гиацинт! Ты сочиняешь стихи?
Что же, знамения благоприятны! Аполлон подле тебя, а лавры уже висят над
твоей головой.
Но я оказался несправедливым к бедняге. Он кротко ответил мне:
- Стихи? Нет, я хоть и люблю стихи, но сам их не пишу. Да и что мне
писать? Сейчас мне нечего было делать, и, чтобы поразвлечься, я составил для
себя список всех друзей, которые когда-нибудь покупали у меня лотерейные
билеты. Некоторые из них даже и должны мне еще кое-что - не подумайте
только, господин доктор, что я напоминаю вам, время терпит, и вы человек
верный. Если бы вы в последний раз сыграли на 1364-й, а не на 1365-й номер,
то были бы теперь человеком с капиталом в сто тысяч марок, и незачем вам
было бы таскаться по здешним местам, и могли бы вы спокойно сидеть в
Гамбурге, спокойно и благополучно сидеть на софе и слушать рассказы о том,
каково в Италии. Как бог свят! Я не приехал бы сюда, если бы не хотел
сделать удовольствие господину Гумпелю. Ах! Какую жару, да какие опасности,
и сколько усталости приходится выносить, и ведь если только где-нибудь можно
хватить через край или посумасбродничать, то господин Гумпель тут как тут, и
я должен следовать за ним. Я бы уже давно ушел от него, если бы он мог
обойтись без меня. Ведь кто потом будет рассказывать дома, сколько чести и
сколько образованности он приобрел в чужих краях? Сказать правду, я и сам
начинаю придавать много значения образованности. В Гамбурге я, слава богу, в
ней не нуждаюсь, но ведь, как знать, иной раз можно попасть и в другое
место. Мир теперь совсем другой. И они правы: немножко образованности
украшает человека. А как тебя уважают! Леди Максфилд, например, как она
принимала меня сегодня утром и какое оказала уважение! Совсем так, будто я
ей ровня. И дала мне на водку один франческони, хотя весь цветок стоил пять