"Павел Гейцман. Смертоносный груз "Гильдеборг"" - читать интересную книгу автора

Понемногу мы стали терять понятие о времени. Дни и ночи сливались в
ничем не нарушаемый поток темноты. Духота в трюме превратилась в жару. Мы не
могли определить, как долго мы плывем, и не пытались думать об этом. Отупело
лежали на дне стального склепа, погруженные в себя. Ничего нас не связывало,
нам было не о чем говорить, а каждое движение изнуряло. Было очевидно, что
судно приближается к экватору и все дальше и дальше уходит в бесконечные
просторы океана. Но куда и как долго еще нам плыть, этого мы не знали.
Ужас опасности миновал. Невозможно постоянно жить в страхе. Страх - это
мгновенное состояние, которое, если длится долго, неизбежно переходит в
безразличие, апатию. Человек привыкает к страху, создает защитную оболочку.
Но возник иной страх, страх ожидания. В укрытии мы можем сколько-то
пережить, но как попадем на берег, когда судно пристанет? Какая-то сила
вынуждала нас обдумывать, искать выход, пробуждала нас от летаргии.
Никогда я не имел столько времени на размышления. Все заботился о
пропитании, о сиюминутном. И вдруг погоня за деньгами и жизненным успехом
кончилась. Надежды рассеялись, и ничто не имело цены. Суета сует,
бессмыслица существования. Человек - бренное создание. Я начал постигать
иное измерение окружающего мира.
Обычно каждый наперед различает отдельные этапы своей жизни. Готовится
к ним и ждет их. Изменение не происходит в единое мгновение, иногда минут
годы, прежде чем человек заметит, что, в сущности, он и его жизнь
изменились, что он идет по другой земле, очутился на другом берегу.
Я испытал таких этапов несколько. Первый закончился, когда я
познакомился с Августой. С тех пор все делилось на "до Августы" и "после
Августы". Разделительная грань микроистории. Второй этап начинался не
свадьбой и не мгновением, когда мы пересекли границу. Начался он, бог знает
почему, ослепительной вспышкой электрода, коснувшегося конструкций
пассажирского судна "Аугсбург" на судостроительной верфи Кратцманна, где я
начал, после нескольких отчаянных месяцев поиска вакантных мест, работать.
Тогда мне пришло в голову, что именно в это мгновение исчезли детство и
юность, что у нас нет никого, кто бы нам помог, что только теперь мы созрели
и предоставлены сами себе. Сколько, интересно, километров электродов я
расплавлю, прежде чем что-то изменится, прежде чем моя жизнь вернется на
нормальные рельсы? Но на какие рельсы, если те, которые за мной - взорваны?
Перед собою я ничего не видел, только раскаленную струйку металла.
Бесконечную, мгновенно твердеющую и затягивающуюся темным стеклообразным
слоем окали- ны. Но под ударами молотка слой послушно спадал, как белье с
тела Августы.
Здесь был конец того удивительно короткого этапа, здесь у меня кончился
электрод, и здесь я сделал последний сварной шов. На "Гильдеборг" - судне
жестокой правды и познания - все кончилось. Как только я ступил на палубу.
Нынешний этап наступил не в оглушающем залпе ракет, разрывающих спасательные
шлюпки, не в стальном омуте, в который мы погрузились, как в могилу, а в
"Де-Пайпе". Там началась моя трагедия, трагедия прозрения. Она касалась
только меня. Не тех людей в шлюпках, не капитана Фаррины, которого сломали
террористы. Терроризм - мощное оружие, никто от него не защищен. Бьет прямо
в сердце, парализует разум и волю. Августа была моей террористкой, она
уничтожила меня так же равнодушно и без колебаний, как те два капитана, как
ракеты миноносца команду "Гильдеборг". Разорвала меня, принудила отказаться
от собственного "я". Иоганн Фаррина пожертвовал всем, чтобы спасти то