"Вильгельм Генацино. Женщина, квартира, роман " - читать интересную книгу автора

Итальянскую неделю открытой!"
После этих слов молоденькие продавщицы сбросили с прилавков белые
салфеточки, и стоявшие до сих пор молча покупатели устремились в проходы
между прилавками. И снова, точь-в-точь как при раздаче автографов Рексом
Гильдо, появилась с подносом в руках девушка и стала предлагать шампанское и
апельсиновый сок. И опять, как и тогда с Рексом Гильдо, во мне пробудилось
высокомерие. Люди, на которых я совсем недавно смотрел спокойно, можно
сказать, уважительно, наблюдая, как они степенно проплывают на эскалаторах
сквозь этажи, превратились внезапно в обезумевшую от глупости метущуюся
толпу, хватающую без разбора фартуки, пармскую ветчину или пару туфель,
впадая при этом в экстаз от подвалившего счастья. Я никак не мог поверить в
такое превращение. Что отделяло меня от этих людей? Их массовое ослепление
от счастья действовало на меня удручающе. Я попытался додумать до конца одну
или две правильные мысли: после падения нацистского режима немцы оказались в
полной изоляции. Теперь они понемногу открывают для себя самые простые
радости жизни (соломенные шляпки, сладости, пляжные тапочки), и это
доставляет им неземное блаженство. А поскольку ты знаешь про нацистский
террор только из книг, то и не можешь понять испытываемого этими людьми
простого человеческого счастья. Но спокойные и умные мысли такого рода
успокаивали меня ненадолго. За ними вскоре вставал следующий вопрос,
поднималась следующая волна возмущения: почему люди ведут себя при этом,
ставшем наконец-то доступным счастье так нелепо, так примитивно и глупо? И
тут я заметил, что мое собственное высокомерие тоже начало уже становиться
для меня чем-то родным. Было такое ощущение, что чувство снисходительности к
людям укоренилось во мне надолго. Я по-прежнему стоял и смотрел на
колышущиеся людские волны вдоль прилавков. Итальянская неделя бесспорно
будет иметь колоссальный успех. Втайне я ждал, когда все разразятся громким
смехом. Потому что только смех и ирония могли стать единственно верным
ответом на это дешевое счастье в торговом доме Херти. Девушка с серебряным
подносом еще раз подошла ко мне, я взял второй бокал шампанского. В полной
беспомощности стоял я в сторонке отринутым всеми аскетом и наблюдал, как
какая-то женщина в нервном возбуждении прижала терракотовую фигурку к груди,
а потом купила ее. Смеха не было. Мне пришлось смириться с тем, что
маленькие радости воспринимались людьми как истинное и подлинное счастье.
Подошел глава торгового дома и вручил каждому представителю прессы презент -
корзину с набором из салями, пармской ветчины, маленькой бутылочки граппы и
двух тонких салфеток из батиста. Вместе с фрау Клеменс, редактором
экономического отдела газеты "Фольксцайтунг", я поехал на эскалаторе вниз. Я
испытал облегчение, услышав, что фрау Клеменс смеется над своей
корзиной-презентом. Ее нисколько не смущало идти по улице с корзиной в
руках. Но через несколько минут она заметила, как страдаю от этого я, и она
тут же вытащила из своей сумочки аккуратно сложенный пакет. Я развернул его
и спрятал в нем корзину. Бурно поблагодарив фрау Клеменс, я распрощался с
ней.
На обратном пути к редакции мне повстречалось уличное кафе, и я уселся
за столик в самом последнем ряду. Пакет с корзиной я поставил рядом с собой
на пол. Ощущение неловкости от всего пережитого постепенно затихало во мне.
Мне не хотелось жить в изоляции от людей, однако что-то похожее на это я уже
испытывал. Я даже не мог понять, почему так случилось, что я ощущаю свою
отчужденность. В те годы мне еще не хватало мужества назвать жизнь