"Жан Жене. Дневник вора" - читать интересную книгу автора

превращает любого в их игрушку. Так, я был сражен наповал одним из них. Я
расскажу подробнее о Стилитано, одноруком, через несколько страниц. Но
прежде всего да будет вам известно, что он не был наделен ни единой
христианской добродетелью. Весь его блеск, вся его сила заключались у него
между ногами. Его член со всеми своими придатками, весь этот агрегат был
настолько прекрасен, что у меня не поворачивается язык назвать его органом
воспроизводства. Казалось, он был мертв, он редко и медленно приходил в
движение, но не спал. Даже ночью он излучал из тщательно, хотя и одной рукой
застегнутой ширинки сияние, озарявшее его обладателя.
Моя связь с Сальвадором длилась полгода. Она была не из тех, что кружат
голову, но весьма плодотворной. Мне удалось полюбить его тощее тело, серое
лицо, редкую бороду нелепой формы. Сальвадор заботился обо мне, а ночью, при
свече, я выискивал в швах его брюк вшей - наших неизменных спутников. Вши
населяли нас. Они одушевляли нашу одежду, которая без них мертвела. Нам
нравилось осознавать - и ощущать - присутствие этих полупрозрачных
насекомых, которые не были приручены, но были родными до такой степени, что
любая чужая вошь, не принадлежавшая нам двоим, внушала отвращение. Мы гоняли
их с надеждой, что днем они появятся вновь. Мы давили их ногтями без
отвращения и неприязни. Мы не бросали их трупы - или останки - в мусорный
ящик, а позволяли им, обагренным нашей кровью, падать в грязное белье. Вши
были единственным признаком нашего процветания, точнее, обратной стороны
нашего процветания, но было логично, что, способствуя улучшению своего
состояния, которое его как бы оправдывало, мы заодно оправдывали и симптомы
этого состояния. Будучи столь же необходимыми для познания нашей слабости,
как украшения для познания того, что именуют триумфом, вши были
драгоценностью. Мы и стыдились их, и гордились ими. Я долго жил в каморке
без окон, с форточкой, выходившей в коридор, где по вечерам пятеро жестоких
и нежных типов, улыбаясь или морщась от неудобной позы, обливаясь потом,
искали этих благородных насекомых, с которыми мы состояли в родстве. Было
неплохо, что посреди всей этой нищеты я стал любовником самого бедного и
уродливого из них. Вследствие этого я оказался в привилегированном
положении. Мне было трудно, но каждая новая победа - мои грязные, гордо
выставленные напоказ руки помогали мне гордо выставлять напоказ мою бороду и
длинные волосы - вселяла в меня силу или слабость, что в данном случае было
одним и тем же, для следующей победы, которая на вашем языке, естественно,
именовалась бы поражением.
И все-таки наша жизнь нуждалась в сиянии, в свете, хотя бы в проблеске
солнца, пробивавшемся сквозь коросту оконных стекол, озаряя мрак; в нашем
распоряжении были также иней и гололед, ибо эти явления, сулящие беды,
предвещают и радости, одной приметы которых, сосредоточенной в нашей
комнате, вполне нам хватало: мы узнавали о новогодних и рождественских
праздниках лишь по морозу, который всегда им сопутствует, доставляя тем
самым удовольствие празднующим.
Привычка нищих выставлять напоказ раны - способ заработать немного
денег на пропитание, но если их вынуждает на это слабость духа, то гордость,
необходимая для того, чтобы не ощущать презрения, становится мужским
достоинством: подобно вросшей в реку скале, гордость пронизывает презрение и
рассекает, подавляет его. Увязая в мерзости, гордость станет сильнее (если
этот нищий - я сам), когда я обрету умение - силу или слабость - извлекать
пользу из подобной судьбы. Надо, по мере того как эта проказа овладевает