"Валерий Генкин, Александр Кацура. Похищение" - читать интересную книгу автора

воздушным змеем и ракетой. Змей останется примерять маски - то дельтаплана,
то птеролета. Ракеты разрежут на железные бочки и будут держать в них
солидол и капусту. А велосипед, сменив нудный бег и жеманную аэробику,
спасет человечество от мышечной вялости. На нем будут ездить по-прежнему, и
не только почтальоны.
Видишь, Андрис уже остановился, Марья соскочила с рамы, и они,
запрокинув головы, что-то напряженно ищут в опустевшем высоком небе.
Впрочем, это было вчера утром. Сейчас сумерки. Лааксо садится в лодку,
оснащенный для вечерней рыбалки. Марья отправляется гулять с рыжим
английским кокером по кличке Никси.
А Велько и Андрис открывают тяжелый бурый переплет с позеленевшими
завитушками. Так начинается глава вторая Нет, решительно не могу приступить
к дальнейшему повествованию, не открыв тебе прежде озабоченности, одолевшей
меня при мысли о том, каково нашим героям-вегетарианцам читать эти мясоедные
ужасы. У них, поди, в связи со всеобщим благоденствием и по рекомендации
нашего прославленного кукольника нежные души с детства защищены от всего
страшного. А что есть страшнее смерти, смерти насильственной? Я думаю, в
тамошних изданиях волку не вспарывают брюхо, а если и совершают такую
операцию для извлечения бабушки и внучки, то непременно под наркозом с
последующим зашиванием и залечиванием. Со школьниками немало хлопот. Их ведь
нужно питать классиками, иначе прервется культурный процесс. Ну, скажем, с
Тургеневым все в порядке. Выкинуть абзац, где он сообщает, как весело было
ему смотреть на подстреленных кургузых уток, тяжко шлепавшихся об воду,- и
практически все. Но сколько возни с Гоголем! Куда девать запорожцев,
молодцевато побросавших в Днепр все еврейское население Сечи? Евреи утонули,
смешно дрыгая ногами, а веселые хлопцы отправились гулять по Польше, жечь
алтари с прильнувшими к ним светлолицыми плмеиками, поднимать на копья
младенцев.
Все эти безобразия, искажающие героический оорач Тараса, придется
убрать...
Итак, Андрис и Велько сидят за книгой, и могучее воображение режиссера
начинает работать.

Кто мог бы, даже вольными словами,
Поведать, сколько б он ни повторял,
Всю кровь и раны, виденные нами?
Данте

- Ты представляешь этот зал - тесный и безграничный одновременно? -
сказал Андрис, подняв глаза от страницы.- Толкутся судейские - секретари,
адвокаты, присяжные, прокуроры, стражники, судьи, повытчики, барристеры,
стряпчие, атторнеи... Может быть, они поют?
- Секретаришко,- подхватывает Велько,- тоненько выводит, со
слово-ер-сами. Красавец адвокат, борода холеная,- бархатистым баритоном...
- А вот прокурор, похожий на сову с тайной печалью во взоре, унылым
речитативом перечисляет приобщенные к делу вешдоки: топоры, плахи, виселицы,
винтовки, наганы, яды, доносы...
Костры.
Кресты.
Крематории.