"Валерий Генкин, Александр Кацура. Похищение" - читать интересную книгу автора

- Он, как и Анна, был слишком проницателен, слишком талантлив, чтобы
уцелеть. Сладко было тебе читать его отчаянный вопль в письме из тюрьмы:
"Пощады! Пощады! Пощады!" - Я пощадил его. Я повелел заменить
квалифицированную казнь простым отсечением головы.
- Напомни нам, Генрих, от какой же участи избавил ты своего лучшего
друга?
- Подвергаемого этому наказанию вешали, затем, еще живого, снимали с
виселицы, сжигали ему внутренности, с каковой целью во вскрытую брюшную
полость помещали горящую смолу или наливали кипящее масло или свинец либо
другую пригодную для данного случая жидкую горячую субстанцию - дело это,
кстати, требовало большого мастерства, ибо наказуемый не должен был умереть
раньше времени,- после чего преступника четвертовали и обезглавливали.
- Да, ты явил великую милость Томасу Кромвелю. И сказал очередную
историческую фразу: "Меня побудили казнить наиболее верного слугу из всех,
которых я когда-либо имел". Все были жутко тронуты.
- Я любил Кромвеля! Меня заставили его убить!
- И всех его друзей? И семидесятилетнюю графиню Солсбери, виновную лишь
в том, что происходила из рода Йорков, свергнутых полвека тому назад? Ну а
последнюю жену, Екатерину Говард, ты мог бы пощадить - такая молоденькая, ей
и двадцати не было.
- Я хотел помиловать ее на эшафоте. Это укрепило бы ее чувства ко мне,
которые стали ослабевать в силу моего возраста.
- Но передумал?
- Стоя у плахи, она заявила, что всю жизнь любила простого дворянина и
хотела быть его женою больше, чем королевой. Не обо мне вспоминала она на
пороге смерти, она оплакивала свою любовь и недостойный ее объект, казненный
мною накануне. Как мог я простить ее?
- И здесь зависть, Генрих. Зависть к Мору, к нежнейшему поэту графу
Серрею, которому отрубили голову за неделю до твоей смерти, к Анне Болейн, к
Томасу Кромвелю, к юной, полной любви Екатерине Говард... Вот какое чувство
вело тебя, заставляло купаться в крови... Вот что тебе надо играть, Миха,-
всепожирающую, кровоточащую, беспросветную зависть. Это - доминанта роли. В
твоей власти расцветить ее, придать глубину, снабдить оттенками, но не в
ущерб главному. У тебя есть вопросы?
Льян, с трудом отделяя себя от Генриха, не отвечал.
- Хорошо, Миха. Встретимся завтра, продолжим разговор.
- В это же время,- прогудел Льян. Он кивнул Андрису, еще раз - в
сторону Велько и Года и медленно удалился.
Андрис перехватил безучастный взгляд Года.
- Похоже, вам не по нутру такой разбор роли Генриха.
Год пожал плечами.
- Вам предстоит работать с Льяном. Вы видели его на экране? Как он вам
показался?
- Я увидел его впервые сегодня. Сейчас. Он слишком покорен. Может быть,
это удобно для режиссера.
- Вы не согласны, что режиссер должен дать актеру стержень, основную
линию роли?
- В данном случае - зависть?
- Почему бы нет. История Генриха хорошо ложится в это русло.
Год встал и взялся рукой за подпорку навеса.