"Валерий Генкин, Александр Кацура. Похищение" - читать интересную книгу автора

принес, окно разбитое вставил. Но дело тут не в имени. Ни в одном постояльце
покосившейся избушки никак не угадывался автор писем.
3. Письма обоих корреспондентов были соединены в одном месте и
хранились с великим небрежением за печкой дряхлой избы в полузаброшенной
деревушке.
4. Последняя особенность: при внимательном рассмотрении оказалось, что
правка на письмах Андрея выполнена почерком Владимира.
В заключение считаем своим долгом уведомить всех, что, буде найдутся
истинные создатели этой рукописи, мы незамедлительно передадим им все права
авторства и конечно же гонорар - естественно, за вычетом расходов, связанных
с перепечаткой текста.
Справедливость своих притязаний может доказать любой желающий, какое бы
имя он ни носил, если он достаточно точно опишет дом, где нам
посчастливилось найти старый помятый чемодан с ржавыми незапирающимися
замками.


ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Октябрь 16, Савельева

Дорогой Владимир!
Последний наш разговор нейдет у меня из головы, хотя ему там тесно.
Мысли заняты все больше делами практическими: починкой крыши, пристройкой
гаража, поправкой в совершенную ветхость пришедшего забора, да саженцы
достать, да песку и щебня - отмостить метров пятьдесят от дороги до порога.
Хорошо бы успеть до снега, но торопиться я не намерен. Вживаюсь в
деревенский обиход неспешно - спех тут не в почете. Хотя по московской
привычке засуечусь иной раз, запаникую - с тем опоздаю, это горит... А потом
спущусь с крыльца, гляну вокруг... Т-и-и-хо. Через дорогу - дымок, труба
чуть не в землю ушла. Юрий Иванович, сосед, баню топит. Тетя Поля с того
конца деревни, блестя калошами, рука на отлете, тащит к пруду таз - белье
полоскать. Вот и вся кипучая жизнь. Ну, думаю, и я успею. Не горит. И так
располагаю собой до Нового года, когда с лыжами и гвалтом явится мое
семейство, а я, напротив, буду призван в столицу с отчетом о так называемом
творческом отпуске. Стопка листков, образующих этот отчет, пухнет с весьма
умеренной скоростью. Тема, если помнишь, касается статистических
закономерностей в языке. За кажущейся бухгалтерской сухостью в ней виделась
мне интереснейшая область языковедения. Живой, прихотливый поток речи, с
одной стороны, не терпит уз, смеется над усилиями лингвистов заковать его в
латы числовых соотношений, опутать логическими связями, но - с другой - не
может оставаться вполне свободным, ибо станет непонятным собеседнику. Потому
и показалось мне заманчивым применить в языкознании, а именно в той его
интригующей и туманной части, которая ведает значениями слов, столь же
двусмысленный раздел математики - теорию вероятностей, да не классическую, а
особую, специально мною достроенную. Конечно, я был далеко не первым в этих
попытках, но дело меня увлекло. Вот-вот, думал, отвоюю у интуитивного,
бесформенного знания еще одну крепость - семантику. Вот-вот найду магическую
формулу, разрешающую парадокс необходимости и свободы в языке. Но
мало-помалу порыв мой умерялся, росла убежденность в неспособности моей
теории описать и доказать что-нибудь, кроме самоочевидного, вызревало