"Элизабет Джордж. Великое избавление" - читать интересную книгу автора

- А что Нис?
- Он требовал, чтобы Керридж подал в отставку. - В этот момент
послышался стук в дверь, но Уэбберли не обратил на него внимания. - Однако
он ничего не добился. С тех самых пор Нис только поджидает удобного случая.
- И теперь они снова сцепились, как ты говоришь.
Вновь раздался стук, на этот раз более настойчивый. Уэбберли громко
предложил войти, и в комнату ворвался Берти Эдвардс, главный патологоанатом.
На ходу он оживленно беседовал с собственной записной книжкой и что-то
торопливо царапал в ней под свою же диктовку. Эдвардс воспринимал записную
книжку как живое существо, не хуже обычной секретарши.
- Сильный удар в правый висок, - жизнерадостно объявил он, - вызвавший
разрыв сонной артерии. Удостоверения личности нет, денег нет, раздет до
нижнего белья. Это снова Вокзальный Потрошитель. - Произнося эти слова,
Эдвардс продолжал черкать в своей книжке,
- "Вокзальный Потрошитель"! Вам бы в журналисты податься, - проворчал
Хильер, с отвращением глядя на весельчака.
- Речь идет о покойнике с вокзала Ватерлоо? - уточнил Уэбберли.
Судя по лицу Эдвардса, патологоанатом явно прикидывал, не ввязаться ли
ему в дискуссию с Хильером - уж очень ему хотелось отстоять свое право
давать серийным убийцам какое-нибудь прозвище; однако, поразмыслив, он
отказался от этой идеи, утер пот со лба рукавом грязно-белого халата и
обернулся к своему непосредственному начальнику.
- Ага, Ватерлоо. Это уже одиннадцатый, а мы еще с Воксхоллом не
разобрались. Характерный почерк Потрошителя в обоих случаях. Бродяги. Ногти
сломаны, сами грязные, волосы нестриженые, даже вши имеются. Пока только тот
тип с вокзала Кингз-Кросс не вписывается в картину, и уж намучились мы с ним
за последнюю неделю. Удостоверения нет, об исчезновении никто не заявлял. Не
знаю, когда нам удастся установить его личность. - Почесав голову концом
ручки, Эдвардс радушно предложил: - Хотите взглянуть на снимки с Ватерлоо? Я
вам принес.
Уэбберли махнул рукой в сторону стены, на которой красовались
изображения двенадцати жертв маньяка. Все они были убиты одним и тем же
способом на вокзалах Лондона и на пригородных станциях. Вместе со случаем на
вокзале Ватерлоо насчитывалось уже тринадцать убийств за пять недель. Газеты
истошно голосили, требуя немедленного ареста Потрошителя, а Эдвардс, словно
его это ничуть не касалось, насвистывал сквозь зубы песенку, разыскивая на
захламленном столе Уэбберли булавку, чтобы прикрепить к стенду фотографии
новой жертвы.
- Неплохо вышло. - Отступив на шаг, он полюбовался своей работой. - По
кусочкам сшил беднягу.
- Господи! - не выдержал наконец Хильер. - Ты не человек, ты - гиена!
Хоть бы свой грязный халат оставлял в лаборатории, когда поднимаешься к нам
на этаж. У нас тут и женщины работают, знаешь ли!
Эдвардс скроил мину, долженствовавшую изобразить почтительное внимание
к словам начальства, однако его проворные глазки иронически ощупали фигуру
старшего суперинтенданта, задержавшись на мясистом загривке, выпиравшем из
воротника, и на пышной шевелюре, которую Хильер подчас именовал своей
гривой. Пожав плечами, патологоанатом подмигнул Уэбберли.
- Шеф у нас настоящий джентльмен, - проворчал он, выходя из кабинета.
- Черт бы его побрал! - рявкнул Хильер, когда за врачом захлопнулась