"Эргали Эргалиевич Гер. Сказки по телефону, или Дар слова " - читать интересную книгу автора

дите подрастало и нуждалось в каких-то опекунах, покровителях, в каком-то
обществе, а лучшего общества, чем общество Дымшица, у Веры Степановны просто
не было. Разумеется, она понимала, что покровительство лихого друга,
цыганистого чуда-юда в отношении взрослой дочери может зайти куда как
далеко, но и на этот счет у нее имелись некоторые соображения, о которых мы
расскажем позднее. Что до самого Тимофея Михайловича, то он давно разглядел
вокруг Анжелки облако прохладного лунного света, в котором она жила, как
гомункулус в колбе, и наблюдал это явление с нарастающим воодушевлением
звездочета, открывшего приближающуюся к Земле комету. Даже сам факт, что
Верка-усатая могла произвести на свет нечто застенчивое и длинноногое,
казался невероятно трогательным и требовал отдельного осмысления - но и без
околичностей достаточно было взглянуть разок на Анжелкину фильмотеку, на все
то, что натаскало в свою каморку это молчаливое белобрысое создание, на всех
этих Антониони пополам с Анжеликами, Бунюэля, мирно соседствующего с Томом и
Джерри, Тарковского, круто поперченного восставшими из ада, чтобы почуять
изумительный дух окрошки, настоянной на нежных девичьих мозгах
неразговорчивой троечницы. Лягушачьи подростковые лапки, унизанные
серебром - золота Анжелка не понимала, а к серебру тянулась, как все люди
лунного света, - залитованный образ царевны Несмеяны, мающейся в панельном
тереме бывшей бутлегерши, дразнили цыганское воображение Тимофея
Михайловича. Тем не менее он старательно соблюдал аккуратность в обращении с
дочкой Веры Степановны, несколько даже пережимая по части отеческого
благодушия, - эдакий домовитый толстый заяц в кухонном фартуке, выращивающий
морковку впрок, бородатый заяц-конокрад с садовой лейкой наперевес.
С годами у них сложились фамильярные, то есть почти семейные отношения:
Анжелка обращалась к нему на "ты", задушевно именуя Тимой или Тимошей, и
регулярно нагружала просьбами достать тот или иной фильм, обделенный
вниманием видеорынка. В этом плане возможности Дымшица были едва ли не
безграничными. Он безотказно выполнял поручения, не любопытствуя, чем вызван
ее интерес, всегда настойчивый и конкретный, а чаще элементарно отслеживая
его по публикациям в популярных изданиях; сверяясь с запросами, он стремился
вычислить аномальную, не поддающуюся никаким логическим описаниям траекторию
полета кометы и даже пытался корректировать ее курс кассетами от себя,
отбирая фильмы тщательно и как бы немножко на вырост - потуги стареющего
ловеласа, отсылающего букет прелестнице.
Со своей стороны, Вера Степановна тоже отслеживала их отношения, за
недостатком времени не вдаваясь в подробности, а больше полагаясь на
отточенное чутье ловца человеков, подсказывающее, доколе выбирать леску, а
когда подсекать. Первый звоночек для Дымшица прозвенел в одну из загульных
пятниц, когда они только-только пропустили по первому стакану и по-семейному
ужинали на троих ароматным харчо, полыхающим стеклянно-оранжевой роговицей
бараньего жира; посмотрев на оживленные лица Анжелки и чуда-юда, Вера
Степановна изрекла:
- Ты, Тимофей Михайлович, помидоры на рынке берешь, у азеров, а они,
говорят, мочу в помидоры впрыскивают, чтоб краснели от аммиака...
- Да? - удивился Дымшиц. - А я думал - просто пересолил...
Анжелка, подносившая ложку ко рту, медленно опустила ее в тарелку.
- Шутка, - отыграл Дымшиц.
Вера Степановна загоготала, заколыхалась, промокнула подбородки мятым
кухонным полотенцем и пояснила дочери: