"Эргали Эргалиевич Гер. Сказки по телефону, или Дар слова " - читать интересную книгу автора

Веры Степановны: баб, дескать, пруд пруди, а достойных собутыльников раз-два
и обчелся. Другое дело, что не всегда этот принцип выдерживался
последовательно и до конца даже и в отношении Веры Степановны, что по
взаимному согласию извинялось цыганским темпераментом друга дома, азартом
натуры - ну и водкой, конечно.
Тимофей был единственным, с кем Вера Степановна позволяла себе
расслабиться, то есть два-три раза в году, а в отсутствии Анжелки и чаще,
гульнуть как следует с пятницы до понедельника. Водка ее не брала совсем,
она перепивала даже Дымшица, который иных емкостей, кроме стаканов, не
признавал. Он приезжал под вечер в пятницу с ящиком водки и рыночным набором
продуктов; пока, под трезвые разговоры, Вера Степановна украшала стол
рыбкой, икоркой, зеленью, маринадами, Тимофей Михайлович в огромной
восьмилитровой кастрюле затевал нежнейшую, деликатнейшую соляночку или
багрово-черное, подобное расплавленной вулканической магме, харчо, после
тарелки которого водка подавалась как освежающий нутро напиток. Этой закуски
стабильно хватало до понедельника, а недостаток водки, буде случался,
восполняли коньяком из бездонных резервуаров хозяйки дома.
Какие прозрения, какие высоты духа, какие горние пределы открывались
Верке-усатой в общении с Дымшицем - нам не ведомо; случалось, он упрекал ее
в грубости чувств или узости кругозора - она соглашалась, чувствуя, что он
ценит и уважает в ней то, что никакими изысками не обрящешь: литую, хитрую
пробивную бабу, видящую людей насквозь, переплюнувшую со своим никаким
образованием финансово-торгового техникума всех его космонавток и
длинноногих красоток. Они пили, болтали, хохотали, храпели, опять пили и
веселились два дня и три ночи; в этих отключках, пролетавших со световой
скоростью, было что-то еще, чего Вера Степановна не смогла бы определить и
не пыталась - сумасшедшая полнота бытия, спрессованного алкоголем, торжество
диалога, подобного мускулистой рыбе, выхваченной в четыре руки из летейских
вод и хлещущей по губам колючим склизким хвостом. Праздник точных
формулировок, стреляющих нарзаном прозрений, дурашливая беспечность и гулкое
отупение от хаоса зазвучавшего, ожившего мира - такую они оставляли по себе
память, эти загулы, и по прошествии двух-трех месяцев Вера Степановна
начинала маяться, тосковать, заранее подчищать дела, выкраивая свободный
уик-энд, как говорили ее новые партнеры по бизнесу, наконец звонила Тимофею
Михайловичу на "Росвидео" и строгим начальственным голосом говорила:
- Ну что, друг ситный, мать твою так, не пора ли нам по маленькой
дернуть?
- А может, и пора, - соглашался Дымшиц, севший под занавес перестройки
в кресло исполнительного директора концерна "Росвидео". - Пора, мой друг,
пора, покоя сердце просит...
- Запоя, - уточняла Вера Степановна.
- У тебя, Вера Степановна, что ни слово, то золото... Стало быть, в
пятницу у нас Лихоборский торговый дом. Я записываю: девятнадцать ноль-ноль,
ЛТД...
- Ты мне, Дымшиц, фирму не марай, пиши лучше ЛТП, все там будем. И жену
предупреди, чтоб потом не звонила по двадцать раз, не дергала. Нех...
дергать людей, когда они отдыхают, верно я говорю? Это тоже запиши в свою
книжицу, друг любезный...
Анжелку она с годами как-то перестала стесняться совсем, полагая, что у
дочери было время свыкнуться с ее образом жизни, это во-первых, а во-вторых