"Эргали Эргалиевич Гер. Сказки по телефону, или Дар слова " - читать интересную книгу автора

неприхотливостью в пище и разборчивостью в одежде (у Веры Степановны было
наоборот), выписывала все молодежные журналы и про кино, читала светскую
хронику "Московского комсомольца", по десять раз прокручивала на видюшнике
любимые фильмы и к концу школы скопила огромную фильмотеку, аккуратно
расставленную по полкам в ее девичьей, стерильно убранной комнатушке,
украшенной портретами Алена Делона и Вячеслава Бутусова. Матери запрещалось
не то что трогать, но даже приближаться к этому безукоризненному
великолепию. Впрочем, Вере Степановне не больно то и хотелось. Она купила
себе корейскую "двойку" и по ночам, на сон грядущий, крутила ужастики и
порнуху, которыми ее снабжал Тимофей Дымшиц.
Без этого нового персонажа правда нашего повествования будет неполной и
бледной, поэтому попытаемся описать Тимофея Михайловича во весь его
маленький хищный рост, возместив неизбежную потерю темпа выдвижением
последней крупной фигуры.
Тимофей Михайлович Дымшиц, имевший доступ к Арефьевым в деликатном
качестве друга дома, был единственным человеком, которому Вера Степановна до
известной степени доверяла, полагаясь, разумеется, не на пресловутую
порядочность - в ее словаре не было такого понятия, - а на суеверное
восприятие Дымшица как существа высшей породы, не способного на банальную
уголовщину. Он и впрямь был редкостный экземпляр - хищник, да, но редкостной
красоты, человечий аналог соболя или ловчей птицы - воплощение хищной
красоты, а не зверства; гусар, гулена, любитель широких жестов, красивых
женщин, красивых драк, известный администратор кино, герой мосфильмовского
фольклора и чуть ли не заглавное лицо в темном деле подпольного дубляжа и
тиражирования иностранных фильмов. Термина "видеопиратство" в те годы не
знали, больше настаивали на "свободном обмене идеями и информацией" - вот к
этому свободному обмену, артикулируемому гнусавым голосом Ленечки
Володарского, Тимофей Михайлович имел непосредственное отношение. В нем
клокотала дикая помесь цыганских, еврейских, кубанских кровей, в нем было
много всего - умища, плеч, бороды, зубов, даже маленький его рост не читался
маленьким в контексте плотского изобилия - а еще он шикарно носил любую
одежду, всегда чуть-чуть пережимая с форсом: конокрад выглядывал из
накрахмаленных сорочек дельца, сияя цыганским золотом запонок. Впрочем,
дельцом Тимофей Михайлович был серьезным, совет его дорогого стоил. Именно с
ним консультировалась Вера Степановна, делая первые шаги в легальном
бизнесе, и во многом благодаря Дымшицу безболезненно пережила нечестную
павловскую реформу 90-го года, швырнувшую московское бутлегерство в объятия
южных мафий.
А еще, если уж совсем откровенно, - это был единственный мужик,
превосходство которого Вера Степановна ощущала с непривычным, волнительным
женским трепетом. Острый цыганский глаз, цепкий еврейский ум, могучая
волосатая грудь - короче, настоящий волчара; рядом с ним даже Верка-усатая,
при известных обстоятельствах, готова была ощутить себя кроткой овечкой.
Любого московского мясника (породу, по степени чувствительности недалеко
ушедшую от кадавра) всего лишь намек на предлагаемые обстоятельства мог
привести в трепет, - а этот склабился, оглаживал свою смоляную с проседью
бороду и беспечно, с веселой мужской откровенностью делился с хозяйкой дома
подробностями очередного своего авантюрного романа то с космонавткой, то с
матроной из исполкома, то с тринадцатилетней то ли дочкой, то ли внучкой
приятеля-режиссера - после чего разливал по стаканам водку и пил здоровье