"Эргали Эргалиевич Гер. Сказки по телефону, или Дар слова " - читать интересную книгу автора

Казалось, ее напора хватит на десять таких точек, как лихоборская, - но
только сама Вера Степановна знала, на какой зыбкой почве, на какой тающей
льдине выстроен ее бутлегерский замок. Стихия алкогольного бизнеса с трудом
обуздывалась даже невероятным по тем временам наваром - товар выжигал навар
любые системы двойного, тройного контроля сплавлялись в одно большое дерьмо,
без личного догляда все рушилось в одночасье, да и с ним, с доглядом,
постоянно где-то искрило, как у плохого электрика, потому что нагрузка была
запредельной, а людишки дрянь. На исходе второго года круглосуточной жизни
Вера Степановна сообразила, что выдыхается, что пора потихоньку завязывать с
припадочным ночным промыслом, мешками денег, вечными страхами, пора
перемещаться в чистые кооперативные сферы, где приличные молодые мальчики
играючи срубали бешеные кредиты под ну очень смешной процент, стойко
благоухающий лавандовым маслом легальной прибыли. Она постоянно с тревогой
чувствовала, что опасно разбухает деньгами и превращается в жирную лакомую
гусыню для волков-одиночек, беспредельщиков-отморозков, каковых расплодилось
по Москве как грязи. Милиция, мафия, ОБХСС могли отдыхать; их Вера
Степановна побаивалась - опасалась - скорее разумом, чем нутром, в разумных
пределах, поскольку во всех этих структурах участвовала деньгами и
"звонарями", то есть прикормленными людьми - но отморозков, всякую случайную
сволочь боялась панически, боялась люто, постоянно помня о подрастающей в
незащищенном тылу Анжелке.
Между тем Анжелка росла и выросла в долговязое, анемичное, скрытное
существо, утонувшее в глубоком омуте недетского одиночества. Она с первого
класса была брошена на самостоятельное хозяйствование, разве что по
магазинам не бегала, и жила в полном ладу со сложной системой замков,
запоров, сигнализаций, запретов на гостей и подруг, по малолетству приняв за
должное и изоляцию с предосторожностями, и разительную нестыковку домашнего
существования с наружным миром. Впрочем, дабы девушка не росла дикаркой,
заботливая мамаша на все летние и прочие каникулы регулярно упекала Анжелку
в "артеки", санатории, детские дома отдыха, где она и впрямь оживала,
навсегда усвоив летний, курортный стиль общения, похожий на сон или
киноновеллу, когда люди полнокровно живут от начала до конца сеанса-заезда,
а потом истаивают в дымке реальной жизни. Из одного из последних, уже
подросткового санатория ее даже чуть не выперли за поведение, не совместимое
с девичьей скромностью, эта история скорее позабавила Веру Степановну,
нежели огорчила, поскольку выказала в ребенке хоть какой-то проблеск
индивидуальности.
По школе Анжелка прошла бледной тенью, невнятной троечницей, только
единожды поразившей астрономичку в самое сердце твердой верой в реальность
межгалактических одиссей - "это у нас в совке никак не могут вырваться за
пределы солнечной атмосферы, а штатники давно летают по всем галактикам и
воюют с чужими" - зато дома была полной хозяйкой себе и своему одиночеству,
оттеснив на второй план домашнего существования даже такую крупногабаритную
мамашу, как Арефьева-старшая. Она была "подозрительно чистоплотна", как
выражалась выросшая несколько в иных условиях Вера Степановна, обожала
принимать ванны утром и вечером и ежедневно бродила по дому то с пылесосом,
то с тряпкой, наводя западный лоск на обычную московскую трехкомнатную
квартирку с комарами и тараканами, коврами и хрусталем, дефицитными книгами,
коих у Веры Степановны было "хоть жопой ешь", вечно текущими кранами и
стальной дверью, дарующей иллюзию безопасности. Она раздражала мать