"Сергей Герасимов. Понять и умереть" - читать интересную книгу автора

мистическое в этой неотвратимости смерти, что-то недоступное логическому
расчету.
Гарик Рипкин был одним из двух человек, занимавшихся охраной
заповедника. Ему было сорок шесть; он работал здесь уже двадцать лет, с того
самого года, когда заповедник был создан. Яяя вымирали; сейчас их оставалась
не более пятидесяти штук, хотя двадцать лет назад было около шестисот.
Убийство яяя было, на самом деле, просто причудливой формой самоубийства,
но, тем не менее, все еще находились странные люди, пытающиеся охотиться на
этих прекрасных зверьков. Рипкин не понимал этого. По статистике, ни один из
охотников на яяя не выжил, причем самим охотникам это наверняка было
прекрасно известно. Что же заставляло людей стремиться в заповедник? Рипкин
уже не первый год ломал голову над этой загадкой.
Утром этого дня на его имя пришло два письма. В первом президент
некоторого научного общества просил о предоставлении, на девять дней,
взрослого здорового яяя, необходимого им для завершения особо важного
научного исследования. Эта просьбу было невозможно выполнить, потому что яяя
не прожил бы без своего леса и девяти часов. Второе письмо было от местной
религиозной секты "Посольство Молота и Меча". Эти ребята собирались снять
фильм о яяя, предполагая, что эти существа являются разновидностью ангелов:
яяя не имели пола, а, следовательно, не могли грешить, они умели летать и
читали в душах, как в открытых книгах. Большей чепухи Рипкин в жизни не
видывал. Он бросил письма в ящик стола; он собирался ответить на них
вечером. Отвечать на письма было одной из его обязанностей.
Сегодняшний день обещал неприятности. Рипкин никогда не ошибался насчет
этого. Он просто видел это, по тому, как лежат бумаги на столе, по тому, как
поднимается пар над чашкой свежезаваренного кофе, как гудит мощный
кондиционер, утопленный в стене. Этому не было объяснения, просто Рипкин
всегда чувствовал неприятности заранее. Может быть, многолетнее общение с
яяя научило его чувствовать глубже и точнее.
К девяти утра каменная пустыня вокруг белого леса уже начинала
нагреваться. К десяти станет так жарко, что можно будет передвигаться лишь в
закрытом автомобиле с кондиционером. А в двенадцать не спасет никакой
кондиционер. К трем часам дня камни разогреются так, что на них можно будет
плавить олово или свинец. Некоторые из камней даже начнут светиться,
раскалившись от солнечного жара. Поэтому Рипкин всегда заканчивал обход
заповедника до десяти.
Его вездеход прошел всего километров шесть вдоль опушки леса, когда
Рипкин решил остановиться. Он надел противосолнечный шлем, который
одновременно защищал его голову от возможной пули, проверил заряд иглового
пистолета и вышел из машины. В пределах заповедника Рипкин имел право
стрелять на поражение. Его пистолет использовал иглы вместо пуль, потому что
пули могли бы повредить хрупкие и ранимые стволы деревьев. На его запястье
имелся прибор, фиксирующий каждое действие охранника. Все же человеческая
жизнь есть человеческая жизнь, даже если это жизнь браконьера. Записи
прибора уже не раз выручали Рипкина во время судебных разбирательств. За
время свой службы Рипкин задерживал браконьеров не менее пятидесяти раз,
причем семерых из этих подонков он пристрелил на месте. Браконьеры обычно
отстреливались. Сам Рипкин был ранен четыре раза, причем один раз очень
тяжело: пуля разорвала ему легкое.
В этот раз его внимание привлекла сломанная ветка. На опушке леса