"Сергей Герасимов. Самая опасная профессия" - читать интересную книгу автора

как она вычеркивала слова.
Все это было знакомо мне как я не знаю что. Как собственный пупок. Она
тоже была поэтом.
Она подняла глаза и посмотрела на меня. Она ожидала моего прихода, но
не собиралась сопротивляться; она всего лишь хотела закончить последнее
стихотворение, еще минуту или две минуты, попросили ее глаза; она смотрела
на меня, на своего убийцу, без всякой ненависти или страха, ее мозг был
занят другим - вслушиванием в размеренные строки, которые диктует этот
проклятый голос. В ее взгляде было такое плотное, не побоюсь слова, плотное
понимание происходящего, что этот взгляд протянулся между нами как
веревочный мостик. До сих пор я был уверен в своей уникальности; я был
уверен, что только я слышу голос, истинный голос; что выбор - строка или
жизнь - был предложен только мне одному. Но, оказывается, - тут мне
открылось - это случается с любым поэтом, поэтому поэты и дохнут как мухи,
поэтому смертность среди поэтов выше, чем среди каскадеров или
спортсменов-экстремалов.
Я бросился бежать по коридору. Поезд как раз проходил поворот, меня
занесло с разгону и я ударился о дверь, потрясающе разбив губу. Краем
сознания я ощущал, что преследования нет. Раз они не идут сзади, значит,
ждут впереди.
Но я все равно дернул стоп-кран. К счастью, две молоденькие проводницы
о чем-то там болтали. Когда я дернул кран, поезд резко затормозил и они
свалились на пол, показав толстые коленки. Не помню, что я вопил, но из
разбитого моего носа стекала кровь на рубашку и вообще я наверное выглядел
страшноватенько. Потому что они очень быстро открыли мне дверь - не говоря
уж о том, чтобы попытаться задержать. И я выпрыгнул в холодный вечерний лес
и покатился по склону, раздирая себе все, что можно разодрать. Все, что
близко к поверхности тела. А когда я превратился в сплошной стонущий синяк,
лежащий в скрюченной позе в кустах, поезд тронулся - сразу же, через
несколько секунд.
Теперь я был среди глухого леса, надвигалась темнота. Никаких признаков
цивилизации, кроме, конечно, насыпи с железной дорогой и столбов вдоль нее.
Самое место, чтоб меня тут пришлепнуть. Конечно, если пройти километров
пять по шпалам, это как максимум, то выйдешь на станцию, а от станции всегда
идет дорога к человеческому жилью. Только нужно ли мне идти куда-то?
Я вскарабкался на насыпь. Вдалеке шел человек. Темнело и я не мог
хорошо разглядеть его. Но это был человек с собакой. Он шел в мою сторону.
Он будет здесь минут через десять. Если я брошусь бежать, то собачка догонит
меня минуты через три. Если спрятаться в лесу... Навряд ли это поможет,
потому что до двенадцати ночи оставалось еще больше пяти часов. Столько мне
не продержаться.
К счастью, у меня всегда с собой мой простой карандаш и блокнот с
лучшими стихами. Лучшими - это значит теми, которые пока никто не напечатал
и вряд ли напечатает в ближайшее время. Лучшее никому не нужно, сейчас в
моде посредственное. Я сломал карандаш; стал мощно рвать из блокнота
страницы со стихами и сжигать. Зажигалка у меня тоже всегда с собой. Я
должен успеть все сжечь, пока они подойдут.
- Зачем? - спросил врач.
- Я понял, что поэт - самая опасная профессия на земле. Рано или поздно
каждому предлагают выбор: строка или жизнь. Поэтому половина великих поэтов