"Игорь Гергенредер. Грозная птица галка (Сборник "Комбинации против Хода Истории", повесть 1) (про войну)" - читать интересную книгу автора

париться. Я, вымокнув в канаве, до дрожи окоченев, попросился в баню.
Алексей, который трясся от холода, как и я, пошел париться только после
приглашения, повторенного мной дважды.
А Санька баня интересовала во вторую очередь.
- Мать! - кинулся к хозяйке. - У нас деньги есть, все оплатим! Даешь
лучший харч?
Крестьянка поставила на стол чугун вареной картошки, горшок гороховой
каши с подсолнечным маслом, положила каравай хлеба, связку вяленых лещей.
Билетов и Чернобровкин, собравшиеся было с нами париться, не стерпели и
набросились на еду.
Банька плохонькая, топится по-черному, но я блаженствую. Алексей же
моется основательно и бесстрастно, точно делая важную, но не радующую
работу. Я думал: раздевшись, он окажется совсем тщедушным. Но нет: у него
мускулистые, отнюдь не тонкие ноги, и в теле чувствуется здоровье. В пару
бани язвы на спине стали буро-пунцовыми, словно бы увеличились и углубились.
Когда Алексей окатывается водой, вода розовеет от сукровицы.
- Саднят раны? - спросил я.
- Рубаха присыхает. Рвать надо, а неохота. Так и ходишь: по неделе и
больше, - он не к месту рассмеялся. - Наконец-то дернешь: кэ-эк гной
брызнет! А там уже чистая кровушка пойдет.
Я сказал, что ему, наверно, нужно постоянно делать перевязки.
- А кто будет? Нюрка мне стирать не хотела и не велела Лизке.
Нюрка, оказалось, - жена брата. Лизка - старшая дочка. По словам
Алексея, он однажды даже избил золовку "за злобство". А "после брат сзади
прыг и оглушил". Вспомнив нехилого брата, я подумал, что ему, конечно, вовсе
не требовалось прыгать на Алексея сзади. Но я промолчал. Спросил, из-за чего
у них рознь.
- Потому что я, - надменно сказал Шерапенков, - в моем праве! И если б
не они, у меня могла бы жизнь быть.
Рассказал, что окончил церковноприходскую школу с похвальным листом и
отец решил: он больше для городской жизни подходящ. Отвез в Самару к
известному мастеру Логинову: учиться делать дамские ридикюли и другую
галантерею. В учении Алексей показал дарование. Отец, умирая, оставил всю
землю - восемнадцать десятин - старшему брату с условием "довести Алешку
до дела". Началась германская война; он уже работал помощником
Логинова. Попросился на войну. Когда вернулся с фронта после ранений -
захотел открыть собственную мастерскую, но требовалась известная сумма. Брат
в то время "имел двух лишних бычков". Денег от их продажи Алексею хватило
бы.
- Я ему говорю: уважь мое право! Наказал отец меня до дела довести, так
доводи!
Но брат, "а особливо Нюрка", напирали, что он "уже доведен до дела" -
работал у Логинова, пусть и дале работает.
- Я говорю: это было полдела. Дело - когда оно мое!
Не дали денег брат с женой. Тогда он пришел к ним в отцовскую избу:
"Буду вовсе без дела жить. Я в моем праве!" Брат не выгнал, терпел; золовка
"злобилась, выживала". Тут случился Октябрьский переворот, вскоре в деревню
нагрянула красногвардейская дружина - "и двоих быков свели, и еще и кабана!"
Вспоминая это, он трет безволосую грудь мочалкой, удовлетворенно
посмеивается.