"Игорь Гергенредер. Грозная птица галка (Сборник "Комбинации против Хода Истории", повесть 1) (про войну)" - читать интересную книгу автора Я спросил, что он думает о большевиках.
- Выжиги! Читал я ихи листки: всеобщее счастье, мол, дадим. Разве ж счастье может быть всеобщее? Ты погляди, сколь горемык кругом: тьма-тьмущая! Куда они денутся? А несчастные рожаться, што ль, перестанут? Одни дураки в это счастье и верят, но, скажи, как много их! То-то отец-покойник говорил: дураков в пашню не сеют, они сами плодятся. - И как же ты, - сказал я, - это понимал и побежал к красным нашу разведку выдавать? Он глядит на меня в упор. Глаза ледяные, немигающие. - Я на рыбалку собирался: сижу под сараем, лажу верши, а твой брат по нашему двору туда-сюда, ляжками играет, распоряжается. Иди, мне говорит, напои мою кобылу! Я говорю: разве вы, господин поручик, меня слугой наняли? "Господин поручик..." Брат был подпоручиком. По армейскому неписаному правилу, Шерапенков опустил приставку "под". - А он... - в голосе Алексея - неизбывно-горчайшая обида, глаза подернулись влагой, - он как сунет мне кулаком в спину, в больное место. Здоров, сволочь! Я от боли упал. Ну, думаю, я тя обласкаю... Помолчал, потупившись. Поднял на меня горящий взгляд. - Если б можно было: мне трехлинейку - и ему! С десяти саженей - "цельсь!"- Голос стал дрожливо-яростным, в уголках рта - пена. - По счету "три"... Я б его сшиб! И нисколь бы не жалел, и хер бы с ним! Последние слова меня резнули по нутру, точно глотнул чего-то кипящего. Я поспешно окатился водой, стал одеваться. У гусар один убитый, трое раненых, но скот возвращен в деревню. Командир батальона уплатил хозяину за огромного вола, и наутро следующего дня мы ели вожделенный суп со свежим мясом, густо приправленный картофелем и крупой. Каждому досталось почти по два фунта говядины. Наевшись, мы присолили оставшиеся куски и спрятали в вещевые мешки. Утро пронизывающе-сырое, туманное, вот-вот посыплет мокрый снег. До чего не хочется покидать натопленные избы! Но трубят сбор. Командир батальона, пройдясь перед строем, вдруг называет фамилии: Шерапенкова и мою. - За вчерашнее дело объявляю благодарность и всем ставлю в пример! - обеими руками пожимает руку Алексею, потом мне, обдает душком самогона. - Р-рад стар-раться! - Шерапенков крикнул это напирающе-грубо, точно был начальником и выругал подчиненного. Командир уставился в замешательстве. Я вытягиваюсь, с пылом выкрикиваю положенные слова: вызываю довольную улыбку немолодого штабс-капитана. Запоздало осознаю, что меня подхлестнул страх за Алексея. Когда вернулись в строй, Вячка (он с вечера терпел, но так и не пересилил любопытства) спросил Шерапенкова: - Извиняюсь... не изволишь сказать, зачем ты вчера больше всех старался? - Если я пошел воевать, - с расстановкой проговорил Алексей, не двинув головы в сторону Вячки, - то я воюю! - Это был тон повелителя. Билетов аж икнул, встав на месте. Глядя на него, Санек загоготал. |
|
|