"Игорь Гергенредер. Грозная птица галка (Сборник "Комбинации против Хода Истории", повесть 1) (про войну)" - читать интересную книгу автора

налегают на весла: скорей, скорей переплыть реку! Выпрыгиваем на отмель,
ноги вязнут в иле. Вот-вот на покинутом берегу появятся красные: примутся
расстреливать нас, тяжело бегущих по топкой низине.
- Ленька, гляди-и! - Санек рванул меня за плечо.
Оборачиваюсь. Шерапенков остался у лодки. Упираясь в ее нос руками,
разъезжаясь сапогами по илу, пытается столкнуть ее назад в реку. Санек
поднимает "льюис".
- Не-ет! - жму книзу ствол пулемета.
- Давай сам! - обдал меня брызгами слюны. - Щас в лодку запрыгнет, на
дно ляжет: не достанем...
Шерапенков - предатель. Улучил момент - перебегает к красным. Надо
успеть убить его, но я колеблюсь. Сейчас его застрелит Санек. Почему-то не
могу этого допустить, я должен - я! Вскидываю винтовку, стреляю.
Он упал боком, поднялся на колени, столкнул лодку в реку. На
четвереньках развернулся к нам, выползая из воды.
В смутном непонятном порыве я побежал к нему. Папаха с него свалилась,
он медленно ложится животом в грязь.
- Они ж... могли б пловца... за лодкой... - выдавливает прерывисто, - и
переплыли б удобно. А так - хрен!
Лодку уносит течением. Вымазанной илом рукой он пытается расстегнуть
ворот шинели.
- Вы... стрелять скорей...
Приподнимаю его за плечи. Подбежали наши: слушают мой крик - объясняю,
в чем дело. Санек, я, Вячка, Чернобровкин несем Алексея. На его покрытом
грязью лице блестят глаза; улыбается:
- Убили меня... чудаки...
Санек остервенело матерится:
- А ты крикнуть не мог, а?! Гордый - кричать?! Гордый?!
Мы втащили Алексея на кряж, несем по косогору к поджидающему батальону.
Ощущаю, как Алексей потягивается, словно вяло пробует вырваться из наших
рук. Кричу:
- Санитары!!!
- Умер он, слышь, - говорит Вячка.



Известие, что я убил Шерапенкова, мгновенно всколыхнуло батальон. Нашу
историю в подробностях знают все. Встречаю осуждающие, возмущенные,
враждебные взгляды. В них чудится мысль: "Ишь, не вынесла душонка, что он
таким молодцом показал себя!" Меня колотит нервная дрожь, пытаюсь
разъяснить, доказать, что я не нарочно.
- Извольте помолчать! - кричит мне в лицо учитель труда начального
училища, снимает шапку над телом Алексея.
Подошел Сохатский, резко назвал мою фамилию. Встаю перед ним навытяжку.
У него негодующее лицо.
- Кто вам дал право стрелять в своих?!
Меня качнуло.
- Ни при чем он, господин прапорщик! - вступился Санек. - Я виноват.
- И я, - рядом со мной встал Вячка, - я тоже. Мы... мы... эх! -
потупился.