"Игорь Гергенредер. Птенчики в окопах ("Комбинации против Хода Истории", #5) (про гражд.войну)" - читать интересную книгу автора

мочиться! Окоченевшие пальцы еле справляются с пуговицами... Потом я
смотрю назад. Две уходящие фигурки уже довольно далеко. Увязая в снегу,
наклоняются вперёд, пытаясь перейти на бег. По диагонали приближаются к
насыпи железной дороги. Дальше видны будка и сарай Сухого разъезда.
За двумя спешат трое, отстают шагов на пятьдесят. Крайний слева припал на
колено, уставил винтовку. Одна из двух фигурок подскочила - запоздало
долетел гулкий упругий удар выстрела. Прячусь в окопчике: о-о!
невыносимо!.. Снова выстрел... ещё, ещё... Руки в ледяных перчатках
прижаты к глазам, твержу: "Скорей-скорей-скорей!!! Когда это кончится?!"
Выстрел...
Считаю, считаю про себя... Сорок... сорок пять... Кажется, всё!

Распрямляюсь, заставляю себя не глядеть в ту сторону. Из соседней ячейки
на меня смотрит Вячка, физиономия страдальчески искажена.


- Лёнька, я бы не смог...
А пушка посылает нам очередной подарок.



* * *



Трое вернулись. Зверянский докладывает Паштанову. Различаю громко
произнесённое слово: "Исполнено!"
Осокин лежит в пяти шагах от своей ямы. Задело осколком? Приподнялся -
вырвало. На четвереньках он дополз до ячейки, упал в неё.
Переждав очередной снаряд, ко мне в окопчик ввалился Билетов:
- Лёнька, Джек передал - зырь за Осокой! Он теперь или застрелится, или на
красных - ура! - чтоб убили. Гляди, чтоб ему не дать!
Киваю. С тоской чувствую: а ведь и правда! Осокин так и сделает, как
говорит Билет. Куда там - не дать.
- Ты чего дрожишь? - тревожно, без тени ехидства, шепчет Вячка.
- Да ты и сам дрожишь.
Согласился. Говорит неопределённо:
- А-аа... вот пойдём в контратаку...
Мы съёжились - разрыв впереди позиции; над окопчиком с фырчащим звуком
пролетел осколок. Ветер несёт вонь прямо на нас.
- А Потрошитель молился сейчас за их души, - взахлёб шепчет Билет,
втягивает с сипением слюну, - крестился, как семинарист... Ну, я пошёл!
Уже сидя в своей яме, украдкой показывает мне рукой в сторону Зверянского.
Тот выпрямился на миг, надевая шапку, исчез в окопчике.
- Ай, как холодно! - донёсся болезненный возглас Саши Цветкова.
Пушка всё бьёт.



* * *