"Игорь Гергенредер. Стожок на поляне ("Комбинации против Хода Истории", #6) (про гражд.войну)" - читать интересную книгу автора

На лошадей - и к полной тьме выберутся на просёлок... Со вторыми петухами,
в Екатеринбурге, соскакивают с сёдел в глухом дворе на Кологривской.
- Не поправиться стакашком, господин капитан?
- И тебе, Витун, не советую. Дед мой стал похмеляться, когда крепостное
право отменили. В год сгорел!
Пружинисто взбегает по ступенькам.



Камера с мышиными выщербленными стенами; режущий направленный свет лампы.
Шатнувшись, встал посреди высокий ссутулившийся человек; голова клонится.
Сколько суток спать не давали? Сон! Хоть на цементе, водой залитом!
Ноговицын, перетянутый ремнями, за столом.
- Вы - учитель бальных танцев? Нет? Запамятовал. Как же я так...
Мастеровой Никодим Солопов... Любопытно! С вашей-то внешностью? Покажите-с
ваши пролетарские длани... Витун!
Удар, вскрик.
- Поднять его, Витун. Посадить на стул, так-с! Борис Минеевич Рудняков. До
осени семнадцатого ходили в меньшевиках. И ходить бы вам в них! А то -
организация, конспирация... Псевдонимы: Игнат Вятский, Иваныч...
Позёрство-с! Ну, какой вы - Иваныч?!
Человек потёр багрово-бурым платком губы в коросте.

- Ошибся в вас комиссар Мещеряк. И сами у нас, и за явочной квартирой
Альтенштейна наблюдаем. Из-за вашей промашечки, извольте знать!.. Хотите
чаю?
Вскинутая голова, вытянутый кулак со скомканным платком. В уголках глаз -
гнойные дробины. Глаза вспыхнули. Потускнели.
- Опрометчиво - доверяться милым застенчивым гимназистикам. Мишенька не
сжёг ваши записочки. Мы поставили агентурное освещение в доме Нотариуса!
Мычание; голова падает на грудь.
- А очаровательная Лиленька из кафешантана "Топаз"? Я понимаю-с, от такого
обольстительного создания пахнет ранетом и черёмухой, но назначать встречу
со связным за столиком официантки... Витун!
Минут пять спустя - вновь поднятому на ноги, окровавленному:
- Борис Минеевич. Сами того не ведая, вы, как изволите видеть, всё нам
преподнесли-с! Идти на виселицу с этакой ношей? Остаться всеми проклятым?
Господь вас, атеиста, не утешит.
Ноговицын встал из-за стола, взял стул, сел рядом с избитым. Крепко сжал
его руки. Бледные, с узкими запястьями, с длинными пальцами: нервными,
чуткими, порозовевшими.
- Не забыли Фаддея Веснянского?
Рудняков, вздрогнув, поднял глаза; белки кровяные.

- Петербург, ученье... вы и он оканчиваете одну частную гимназию... Крепко
дружили? Влиял Фаддей Емельянович! Истый р-русский розовый-с, смею
доложить. Довелось на митингах слушать - оратор! А каков беллетрист - эти
чарующие штучки: "Кошечка Минуш", "Блондинка в корсаже"...
Рудняков попытался высвободить руки:
- При чём тут... - закашлялся.