"Игорь Гергенредер. Селение любви" - читать интересную книгу автора

застенчивого озарения. Он послал письмо с просьбой об автографе, и пришла ее
фотография, на обороте было выведено волосными линиями "Гоге на память".
Ниже помещались имя и фамилия актрисы, а под ними - жеманно-небрежная
роспись.
...В силу всего упомянутого вечер отстаивался в нашем дворе
взволнованно-тихий, полный сентиментального настроя. Я стоял, опираясь на
Гогин велосипед, и в обаянии романтичности смотрел на
покровительственно-томный пожар звезд.
Откуда мне было знать, что меньше чем через два месяца я вот так же
запрокину голову и свалюсь без сознания?


* * *


Валтасар ходит по комнате.
- Звоню сегодня в школу, - говорит негромко, напористо, - попадаю на
Гречина...
Гречин - наш учитель физики.
Валтасар, остановившись, устремляет на меня взгляд, которому всеми
силами пытается придать проницательность:
- Расскажи-ка! Мне нужна история этой тройки.
При словах "звоню в школу", произнесенных, я почувствовал, не на шутку
взволнованно, у меня сдавило виски, меня даже замутило: я ужаснулся, что
Валтасар узнал причину моих мук, что сейчас скажет, как это смешно, жалко.
Он сказал о тройке, и я в облегчении обмяк.
Вчера я получил тройку - шестую с начала школьной моей жизни и уже
вторую в нынешнем сентябре: я непонятно как не выучил формулу линзы. Гречин,
к счастью, вызвал меня вторым - первым минут пять безрезультатно протоптался
у доски Бармаль: за это время я успел что-то ухватить в учебнике, кое-как
наскреб на тройку.
Я знаю - Валтасару нельзя врать, ему нужен прямой ответ. Но как я могу
ему сказать правду, если она такая, что я трушу самому себе ее высказать? И
я молчу, побито потупившись.
- Арно, я никогда не понуждал тебя: ты сам считал нужным, если не
ошибаюсь, рассказывать мне почти все. Когда по тому темному делу меня
приглашали в милицию, ты сказал мне сам, как все было, умолчав, кто вывихнул
тому типу руку - Гога или этот ваш боевик Тучный (Валтасар вспоминал случай
полугодовой давности). Ты рисковал положением в вашей Коза Ностре (мафия,
Коза Ностра, триада - любимые его словечки в отношении нашей, в общем,
безобидной дворовой компании, о которой он сам отлично знает, что она
безобидная).
- Я понимаю, как ты ценишь свое имя в этой вашей ложе, - он опять ходил
взад-вперед по комнате. - Да, авторитет - это много! Но скажи - я подводил
тебя? Я бессовестно тебя выгораживал перед милицией, ты вынудил меня
участвовать в вашей пиратской круговой поруке!
- Я не виноват, что меня запомнили...
- Знаю - ты не вывихивал, разумеется, никому руку, ногу, шею, но, по
известным причинам, запомнился. И я, как положено, должен, я обязан был
заявить: "Вот он, мой сын, скрывает виновных - берите его!"