"Игорь Гергенредер. Донесенное от обиженных (Роман) " - читать интересную книгу автора

конуру остервенело лающего волкодава, хозяин расхлебенил тяжёлые
гладкотёсаные ворота.
Верховые спешились. Первым поднялся на крыльцо человек в белой
смушковой папахе. На нём серая солдатская шинель, но притом - превосходные
галифе оленьей кожи. Окинув взглядом просторную сенную комнату, не удостоив
словом кланяющегося хозяина, шагнул в горницу.
Над крыльцом пятистенка к резным столбам прибили углы алого полотнища,
по нему надпись чёрным: "Чем тяжелее гнёт произвола, тем ужасней грядущая
месть".
Незадолго до этого дня из станицы изгнали рабочих-дружинников,
приехавших изымать "излишки зерна". Несколько человек были зарублены. Дело
удалось благодаря неожиданно появившейся группе офицеров. Теперь местный
батрак водил красногвардейцев по станице, указывая дома казаков, которые
прибились к офицерам и разоружали рабочую дружину.
Военный комиссар Житор, расположившись за столом в тёплой горнице
пятистенка, приступил к дознанию. У Зиновия Силыча длинный заострённый
подбородок, за углами тонкогубого рта изламываются пучки резких морщинок,
подрубленные усики разделены выбритой ложбинкой от носа к верхней губе. По
левую руку на столе - пачка большевицких газет, листок из школьной тетради,
подточенный карандаш, торчащий из ребристого латунного футлярчика. По
правую руку лежит, тускло поблескивая воронёной сталью, револьвер.
Перед столом встал навытяжку (руки за спиной) только что приведённый
молодой болезненного вида казак. Зиновий Силыч без интереса обронил:
- Шашка у тебя есть?
- Так точно!
- Но ты ею наших товарищей не сёк?
- Никак нет! - лоб казака едва приметно увлажнился.
Комиссар с улыбочкой едко взглянул на хозяина избы, замершего у порога
горницы:
- Подойдите сюда. Как ваша фамилия?
Тот испуганно сказал, и Житор медленно записал фамилию на листке
сверху. Станичник следил за процедурой, вытаращив глаза и приоткрыв рот.
- Он, - указывая карандашом на хозяина, адресовался комиссар к
молодому, - рубил?
- Он? Не-е. Никак нет!
Зиновий Силыч, бросив пристально-цепкий взгляд на того и другого,
раздельно проговорил:
- Покажете честность - советская власть вас простит. Станете
упорствовать, а кто-то на вас укажет: "Рубил! Стрелял!" - расстреляем!
Хозяин поднял на комиссара глаза и тут же опустил.
- Видите, оно как, сударь-товарищ... на меня - могёт так выдти - могут
сказать: рубил! А я не рубил ни в коем разе, у меня в руках шашки не было,
я только стукнул...
- Топором?
- Упаси Бог! Палкой.
Тонкие губы Житора чуть покривились:
- С какой радости вы стукнули палкой обезоруженного, - сделав паузу,
повысил голос, - взятого вашими под конвой человека?
Казак, потупившись, стоял недвижно.
- Да уж больно он заорал супротив души. Заелись, орёт, землёй, а мы её