"Игорь Гергенредер. Лосёвый Чудь" - читать интересную книгу автора

непечёна печень! Наташка это с ним - гусыня с гусём, овечка с барашком! Они!
Они..."
И в избу. Хвать нож и к тому сараю... Подбегает, а от сарая - тени,
тени гуртом. Заглянул: пусто. И в сене никого не находит. А за стеной есть
кто-то; озорство, причмоки. Наташкин голос узнаёт.
Крадком из сарая и вокруг, вокруг; в руке - ножик. А там, за
сараем-то, - лосиха и лось. Она то голову ему на загорбок кладёт, то носом в
шею ткнётся. А он боком потирается об неё. Громадный лось, рога - во такие!
Аверьян притих под стенкой. Было б ружьё... Или хотя б нож длинный, а
этот, в руке: свинью не заколешь, только баранов резать... Да и то правда -
и ружьё не годно против колдовства. Не в оружии дело тут. "Ишь, - думает, -
чем берёт! Был бы ты по природе сильный, как лось, а то... Не стерплю!"
И не может окоротить себя. Такой характер. "Я тебя, старика старого,
пырнул, а лося - конечно, побоюсь? Не-е, убей, а в этой силе лучше меня не
будь! Может, я её и не отниму, но попытаюсь".
Выкрался из-за сарая, прыг - и ножом ему под заднюю ляжку, в пах. Так
по рукоять и засадил... Как лось лягнёт! Гром с пламенем; голова, кажется,
раскололась как склянка. На воздух подняло его, и послышалось: "Получи за
упорство! Уважаю".
Опомнился в избе у Фенечки. А над ним-то - Фенечка и Наташка.
Ухмыляются и друг с дружкой этакие приветливые. Как понять? "Утро, -
говорят, - просыпайся, миленький, просыпайся, хорошенький!.." И сметану ему,
и баранину с чесноком. Двух кур с ним съели, рыбник с сазаном. Казаки жили
богато. Всё было. Телячьи мозги, пряженные с луком, подают... Пируют пир:
хихоньки да хаханьки. И - играть-веселиться.
А силища распирает его. Ходит изба ходуном. Дых переведут,
перемигнутся - и опять дразнить его. То пляска, а то глаза завяжут ему, с
колокольчиком бегают - в жмурки играют.
Но вот охота ему выйти, а не пускают: "Что ты? Нельзя тебе,
миленький... справь нужду в ушат..." Не поймёт он такого угождения. А они
отвлекают на озорство, он и отдаётся. Чует только - на голове что-то мешает.
На другой лишь день догадался у Фенечки зеркальце стащить и поглядеть
на себя. Ах ты, уха-а из уха: голова наподобие лосиной! И рога, и загорбок,
и шерсть. Сперва-то на радостях да с бабьей вознёй взгляд на себя был
замутнённый: и шерсти даже не замечал. А тут вот она - по всему телу,
особенно по спине. Но тело в основном прежнее, человечье. Ступня интересная:
пятка человечья, а вместо пальцев - копыто раздвоенное.
Ну, конечно, нельзя стало ему на хуторе быть. Ушёл в Нетулкаевский лес:
он тогда рос почти что до наших мест. Наташка с Фенечкой ходили к нему.
После и другие бабы стали, за ними - девки. И сам он набегает из леса.
Начнёт
на поле с кем озоровать - наутро стога раскиданы стоят.
Или перед зарёй станет купаться в Салмыше. Рыбаки думают: кто-то свой.
"Не пугай рыбу, мужик!" А из воды вот этакая башка с рогами - ноги и
отнимутся.
А то в шалаше пастушьем заснёт. Пастух туда нырк: и - ай, сваты-светы!
разопри тебя дрожжи! На неделю онемеет. Чудо так чудо. Так и стали звать:
Лосёвый Чудь...
В сарае тоже, бывало, подкараулит. Скотина его принимает, тихая при
нём. Баба туда без подозренья, а он нахрапом сзади... Она, бедненькая,