"Игорь Гергенредер. Победаст, он же Смердячок" - читать интересную книгу автора

Знал бы все это Смердяков, сказавший о пользе присоединения русской
нации к французской. Трудно ли вообразить, что за мысли он бы развил? А
Смердячок, выступив против, зачитал бы советскую листовку. Ее авторы,
обличая тех, кто пошел служить Германии, не признавали их идейных
побуждений, утверждая: "Вы просто служите немцам, потому что вам там хорошо
живется. Вы продались за сытную еду, за красивую форму, за легкую жизнь.
Немцы перед вами всячески заискивают, стараются вам угодить, лишь бы вы
дрались вместе с ними". См.: Олег Романько. Советский легион Гитлера.
Граждане СССР в рядах вермахта и СС. - М.: Издатель Быстров, 2006. С. 35-36.
Прочли бы листовку нынешние российские солдаты... Не откликнулись бы
мечтой: вот если бы их начальство повело себя хоть в какую-то долю подобно
немцам (даже учитывая преувеличение в листовке)? Мечта! Что сказали бы о ней
знатоки хорошей жизни вроде Елены Батуриной, заказавшей в австрийском
ресторане семь кило икры? Как отозвался бы и о мечте и о долге служить
России Владимир Потанин - не пасынок на родине? Он наскреб 2,3 млн. евро,
чтобы перед тремя сотнями его гостей выступил британский певец Джордж Майкл.
Магнат Михаил Прохоров, изумивший Куршевель количеством привезенных с
собой девушек, выразил сожаление, что не все россияне могут наслаждаться
полнотой благ. Меж тем дабы раскрыть (или закрыть) тему, существует первое
лицо. Хотя, наверное, поскольку не обойтись без раздумий о плотском и о
духовном, о самоотречении, надо бы обратиться и к литературе. В нашем клубе,
о котором я говорил вначале, заинтересовались ссылкой на все тот же роман
"Братья Карамазовы". За обедом Федор Павлович Карамазов услыхал от слуги
Григория о подвиге русского солдата, описанном в газете. Солдат где-то на
дальней границе в Азии попал в плен и, принуждаемый принять ислам, не
отрекся от православной веры - дал с себя живого содрать кожу. Вот уж кто -
режь его, жги! - не пожаловался бы на своих командиров, не сравнил бы свою
жизнь с жизнью иноземных солдат (или собственных господ). Посему Смердячок,
к удовольствию генералов и не их одних, должен произнести устами Федора
Павловича, "что такого солдата следовало бы произвести сейчас же во святые и
снятую кожу его препроводить в какой-нибудь монастырь: "То-то народу повалит
и денег".
На это в упомянутом клубе сказали: деньги и вера, место того и другого
в народном сознании. Как важно, что оно испытывало потребность в подвигах,
пусть отчасти и мифических! Самоотречение ради веры повышало роль духовного,
отчего, конечно же, не могло не возникать уважение к врагам, столь же
преданным их религии. Такое уважение противостояло деспотизму своих
властьимущих, это должно было остаться в памяти некогда враждовавших
народов.
Осталось, насколько мне довелось узнать, не совсем то. В 1971-76 я
учился в Казанском университете. Когда по железной дороге подъезжаешь к
Казани со стороны Свияжска, поезд проходит по мосту через реку Казанку. В
окно я видел на реке островок, а на нем - маленькое строение вроде тех,
какие бывают на мусульманских кладбищах. На мой вопрос соседка по купе,
татарка, ответила, понизив голос: там по приказу Ивана Грозного убили тысячу
татарских детей... Мне не поверилось. Я спрашивал студентов-татар - одни
ничего не знали, другие не хотели сказать, третьи же отвечали: "Да! Когда
Иван Грозный захватил Казань, он приказал на том месте убить тысячу
маленьких татарских детей". Говорилось это с убеждением, и такая ли уж
теперь разница: живет ли в коллективной памяти правда, ее доля или миф. "Миф