"Юрий Герман. Подполковник медицинской службы" - читать интересную книгу автора

непорядков с женой где-то в далеком тылу, от вечного, словно съедающего
напряжения мысли, всегда устремленной куда-то в далекое будущее. Когда
инженер уснул, в ординаторскую пришел его приятель, высокий, сердитый
Калугин, и сказал, что это форменное безобразие - так мучить Курочку.
- Вы не знаете, какие мозги у этого товарища, - произнес он, кивнув
на диван, - ваш рентген еще не умеет определять, из кого может произойти
настоящий гений. И если на то пошло, если это правда необходимо, давайте я
буду испытывать ваш спасательный костюм. У меня настоящее здоровье, меня не
уморишь каким-либо гриппом или ангиной...
- Дело не в ангине, - со вздохом сказал Левин. - Дело том, что он
ждет и не получает писем. Я не жду, а вот он ждет...
- А зачем он ей? - со злобой в голосе негромко спросил Калугин.--
Зачем ей человек, который имеет броню и служит здесь? Вы-то ее не знаете, а
я ее знаю - эту даму. Это особая дама, удивительная дама. И он все понимает
и тем не менее мучается ужасно. От этого еще не изобрели капель?
- Нет, не изобрели! - печально ответил Левин.
- Ну, тогда и шут с ней - с этой дамой. Калугин сел в кресло, налил
себе из фляжки коньяку
и сказал:
- Моя специальность - строительство аэровокзалов. Кончится война, и я
буду строить грандиозные аэровокзалы в Ташкенте, в Алма-Ате, в Сочи, в
Архангельске. Давайте мне каких-нибудь порошочков, доктор, чтобы не думать о
своих проектах. На данном этапе это ни к чему. Впрочем, это я пошутил насчет
того, что буду строить. Может быть, и не буду. Может быть, мои проекты гроша
ломаного не стоят. Может быть, я маньяк. А, доктор? Впрочем, это все
пустяки. Лучше скажите мне чем кончились нынче ваши испытания.
:-- Они еще не кончились, - сказал Левин.
- Это жалко, - сказал Калугин. - Тем более, что завтра, то есть даже
сегодня, Курочка вам не помощник. Мы с ним уезжаем.
Левин молчал. Лицо у него делалось все более и более сердитым.
Калугин громко высасывал лимон. Левин сморщился.
- У-у, - сказал он, - такая кислятина! Даже смотреть страшно.
Когда Калугин ушел, доктор пододвинул к себе чернильницу, почесал
вставочкой переносицу под дужкой очков и размашисто написал: "Протокол..."
Потом еще подумал, засопел и, зачеркнув "Протокол", написал: "Акт".
Он писал долго, до самого утреннего обхода, и сердился, что Курочка
спит, а он должен писать, хоть писать его никто не заставлял, так же как
никто ему никогда не приказывал заниматься спасательным костюмом.
Весь день он был в возбужденном состоянии, и его карканье разносилось
далеко по коридорам и палатам госпиталя, а к вечеру он зазвал к себе в
ординаторскую
доктора Баркана, посадил на клеенчатый диван и, слегка склонив голову
набок, спросил:
- Доктор Баркан, не кажется ли вам, что пора положить конец этим нашим
нездоровым взаимоотношениям?
- Что, собственно, вы имеете в виду? - сухо осведомился Баркан.
- А вы не догадываетесь?
- Наши взаимоотношения определились раз навсегда!-- сказал Баркан. --
Вы мне не доверяете, это мне доподлинно известно. С какой же стати я буду
разыгрывать роль вашего друга...