"Юрий Павлович Герман. О Горьком " - читать интересную книгу автора

Помню, на даче вдруг хлынул проливной дождь, а Горький увидел позабытую
в саду книжку. Легкой поход кой, бегом, он бросился за ней, мгновенно промок
насквозь, но, словно не замечая этого, любовно обтер толстый том и сказал
всем нам - молодежи:
- Черти полосатые! Это же Алексей Николаевич Толстой! Как написал! Как
отлично написал. Великолепный, замечательный писатель...
И долго здесь же, на террасе, с совершенно юношеским жаром говорил о
Толстом, потом переехал на Юрия Николаевича Тынянова - вспомнил "Кюхлю", и
вдруг на глазах его буквально закипели слезы восторга. Весь этот день, один
из лучших дней, какие я помню, Горький был, если можно так выразиться,
энергично, стремительно весел, хвастался нам свежим номером журнала "Наши
достижения" (он очень любил этот журнал и даже у меня, молодого литератора,
спрашивал, что мы, молодежь, думаем об этом его детище) и неустанно хвалил
советскую литературу и в ее настоящем, и в том, какой она станет.
-. Вы не знаете, - говорил он, - вы еще молоды и читаете только то, что
сами пишете или что сосед написал. А я знаю: нашим литераторам никогда не
придется задумываться над тем, для чего нужно искусство и нужно ли оно
вообще. А это знаете как важно! Это, товарищи, основа основ...
Попозже, помешивая угли потухающего костра, Горький слушал одного
писателя, который изящными и округлыми фразами выражал ему восхищение по
поводу нынче напечатанной статьи Алексея Максимовича. Внезапно Горький
сказал:
- Не так это все. Я некоторые положения намеренно сгустил. И именно от
вас, несколько вас зная, ждал ответа в печати. Предполагал, что разгорится
литературная полемика. Без литературной полемики получается не живая
литературная жизнь, а какая-то, знаете ли, кислятина. Скучно! Вот тут
молодежь сидит, слушает, делает вежливые лица, а ведь небось у каждого есть
свое мнение. Что, есть? Чего моргаете? Ведь тоже, поди, со мной не согласны?
Или так уж все нам навсегда ясно, что мы решительно ни в какой литературной
полемике не нуждаемся? Ведь это ерунда, ведь это решительно быть не может,
ведь это все вздор...
Мы молчали.
Горький вздохнул, но сказал весело:
- Надо, товарищи, прекословить. Литература - дело живое, а стоит мне
публично выступить, как это мое выступление вы сразу начинаете цитировать,
точно слова мои - закон. Это мое мнение, литератора Горького мнение. И вы уж
извольте со мной разговаривать как с литератором, пусть и более опытным, чем
вы, а но как с департаментом изящной словесности...

* * *

Так я видел Горького живым в последний раз. Потом я увидел его в гробу.
Я стоял у гроба и никак не мог поверить, что один из самых живых людей на
земле - мертв. И вспомнились мне почему-то слова:
- Надо, товарищи, прекословить. Литература - дело живое...