"Юрий Герман. Буцефал" - читать интересную книгу автора

Мгновенно только ему свойственная улыбка осветила черты его лица. Он
повернулся и исчез в дверях госпитальной канцелярии. Странное возбуждение
все еще не покидало его: сердце со звоном гнало по телу кровь, щеки горели,
висок покалывало. "Кто сеет ветер, тот пожнет бурю, - подумал он во второй
раз. - А быть может, и не бурю, а саму смерть". Все могло случиться, если
всерьез бросить перчатку Буцефалу. Почему-то вспомнилась ему только что
виденная картина изгнания тараканов из поварни: как выли, как визжали! И
белой сильной рукою он потянул к себе ручку двери.
Лоссиевский, которого в госпитале за огромную его голову называли
Буцефалом, сидел за просторным своим письменным столом и, как всегда, делал
вид, прикидывался, что занят и что занимается. Он был в мундире и при двух
своих орденочках, которых никогда не снимал и один из которых уже порядочно
из-за этого поизносился. Лицо Буцефала выражало мутное и тупое равнодушие,
но вместе с тем и некоторое усердие. Пирогов видел, что Буцефал вовсе не так
уже погружен в свои занятия, чтобы не заметить его прихода, и, выждав
секунду, громко и властно произнес:
- Милостивый государь, я старше вас в чине и прошу замечать меня, когда
я нахожу нужным посещать контору.
Никогда в своей жизни он не произносил еще ничего подобного. Но теперь
он с наслаждением выговорил эту фразу. От бешенства и ненависти он ничего не
видел; он не сразу заметил даже, как вскочил Лоссиевский и как вытянулся
перед ним. Ступая на пятки, Пирогов медленно подвигался к столу и,
совершенно теряя власть над собой, кричал бешеным фальцетом:
- Вы что же это, сударь, изволите делать? Вы, штаб-лекарь, смеете сами
быть главным вором по вверенному вам госпиталю. Молчать, смирно передо мной,
иначе я вас сейчас же в вашей воровской конторе изобью нагайкой. Я все знаю,
и не сметь мне отвечать, Вы... вы... изволите гробы воровать, рацион
солдата..., вы...
Ничего не видя перед собой, кроме смутной тени Буцефала, и понимая, что
его можно ударить, стоит только обойти стол, он пошел вокруг стола, но
Лоссиевский стал отступать, пятясь и издавая какие-то невнятные, хлюпающие
звуки. Неизвестно, чем бы это все кончилось, не опрокинь Пирогов вдруг
кувшин с ледяным квасом, стоявший на маленьком столике. Огромный кувшин со
звоном разлетелся на части. Пирогов вздрогнул и остановился. Челюсти его
дрожали, щеку дергало. Несколько мгновений длилось молчание, нарушаемое
только хлюпаньем Буцефала.
- Обнесли, - вдруг сказал он, - оклеветали. Честью клянусь, чист и
невиновен. Ваше превосходительство.
- Я не превосходительство, - крикнул Пирогов, - не сметь!
Он сел и сжал голову руками. "Умереть бы, - с жадностью подумал он, -
да, да, умереть".
Буцефал хлюпал и бормотал над его ухом. Его обнесли, на него налгали,
он чист и ни в чем не виноват. Наконец Пирогов поднял голову и осипшим от
крика голосом сказал:
- Больше это невозможно. Я не мальчик и знаю, что господа, подобные
вам, от всякого суда откупятся, только потому не начинаю дела. С нынешнего
дня извольте знать: ежели что замечу - будет вам, сударь, плохо. Буду бить
нагайкой. Не позволю обкрадывать больного солдата.
Он говорил вяло, уже понимая, что вся эта затея ни к чему не приведет.
Страшная тоска давила его сердце.