"Юрий Герман. Буцефал" - читать интересную книгу автора

Это тоже было не так просто - этот Петербург с его белыми ночами, с его
туманчиками, с его зимою, похожей на осень, и с осенью, похожей на сам
Дантов ад...
Кроме того, он слишком устал. Теперь каждый день часами дергало щеку,
часто рябило в глазах, кололо в боку. Снились дурные, тяжелые сны - кошмары,
или он подолгу не мог уснуть, переворачивал горячие, то слишком мягкие, то
слишком жесткие подушки, пил воду, недавно даже, против всех правил, ночью
выкурил сигарку...
И сейчас, как все эти ночи, совсем не хотелось спать.
Он медленно шел над Невою и думал: что, если сегодня совсем не
ложиться; погулять еще, потом отправиться в академию, привести в порядок
записки, - кстати, они там в столе, - сделать визитации в госпитале, одним
словом, постараться так устать, чтобы назавтра заснуть и проспать всю ночь
до утра.
На ялике он повеселел. Это было истинное удовольствие - переехать на
лодке в такой час через Неву. Яличник был знакомый, по имени Яшка, забияка,
и хвастун, и враль, но из таких, которых слушаешь не без интереса. Загребая
веслом, он соврал Пирогову два события - пожар с двумя жертвами, - будто до
смерти сгорела старуха закладчица Фунтиха и ее кошка - обе в сундуке.
- Почему же в сундуке? - поинтересовался Пирогов.
- А там ейный капитал содержался, - сильно дернув носом, сообщил
Яшка, - она, дурная старуха, возьми и заберись туда. Ну, и провалилась со
второго этажа в первый.
- А кошка?
- Кошка - дело известное, за хозяйкой.
Второе происшествие была утопленница.
Пирогов выслушал рассказ про утопленницу молча. Тогда Яшка добавил, что
утопленница из графинь. Пирогов опять промолчал. Яшка рассердился и сказал:
- Самую вытащили, а ребеночек потоп.
- Какой еще ребеночек? - спросил, не выдержав, Пирогов.
- Известно какой, - грозно сказал Яшка, подтягивая лодку к берегу, - уж
не свой. Краденый.
Привратник из солдат инвалидной команды спал в своей конуре. Ворота
были раскрыты настежь. Слева из-за угла госпитальной оранжерейки доносились
голоса людей, грохот падающих досок, грубая ругань.
Не торопясь Пирогов пошел к оранжерейке, обогнул ее и остановился в
начале небольшого двора перед вещевым складом госпиталя, тяжелые, кованые
ворота которого были распахнуты настежь. Перед воротами склада стояли две
подводы, запряженные сытыми английскими першеронами рыжей масти. Одна
подвода была доверху нагружена госпитальными гробами - Пирогов сразу узнал в
них госпитальные по характерному лаку, которым они были покрыты. Другая же
подвода только еще грузилась двумя мужиками в кафтанах, которые кидали
гробы, как дрова, и при этом ругали друг друга и кричали на какого-то
Конона, чтобы Конон работал исправнее и веселее.
Во всей этой деятельности не было бы ничего удивительного, не заметь
Пирогов сразу же одной подробности, и вот какой: в то время когда мужики в
кафтанах грузили гробы на подводы, Конон - надзиратель вещевого склада -
таскал в склад из-за подвод сваленные там гробы, и таскал как-то странно -
по два гроба сразу. Госпитальные гробы были тяжелые, Пирогов это знал
хорошо, а Конон, которого Пирогов лечил от чирьев, особой силой не