"Дэвид Герролд. Сезон бойни ("Война с Хторром" #4)" - читать интересную книгу авторазначение каждого слова было столь же иллюзорным, сколь изменчивым. Это
напоминало мир, видимый в калейдоскопе, где любая мысль, собранная из постоянно меняющих форму кирпичиков, рассыпалась, как горка психованной крупы, - сначала, когда говорящий придавал те или иные значения произносимым им словам, а потом, когда эти слова вновь меняли значения в ушах слушателя. Никто из нас никогда по- настоящему не слышит то, что говорит другой. В первую очередь он слышит то, что ему слышится. В этот момент значение сдвигается то туда, то сюда, корежится, раздавливается и в конечном итоге искажается в той мере, какая нужна для того, чтобы оно приобрело желательный или необходимый для нас смысл. Да и сами люди становятся в этой сфере простейшими объектами - еще одной вещью, которой можно манипулировать, подталкивать или удерживать с помощью языка. Весь ужас положения заключался в том, что язык был единственной сферой мышления, доступной человеку. Рабы языка, мы не могли думать, взаимодействовать, передавать информацию, одновременно не загоняя себя в ловушку субъективного восприятия значений слов, подавляя в себе рациональное и объективное мышление, не давая ему даже зародиться. То, что мы принимали за человеческое мышление, немногим отличалось от первичного бульона, в котором зачатки мыслей боролись за то, чтобы выжить и развиться, лишь мечтая в один прекрасный день вырваться на свободу - воспарить в воздух или утвердиться на земле. То, что мы принимали за человеческий разум, было настолько несовершенным, что вызывало жалость. И все-таки, в то же самое время, он восхищал, едва вы задумывались над тем, как много он успел совершить за свою относительно короткую историю - вопреки предубеждениям, исходно осознавали, что индивидуальные носители человеческого разума сделаны из мяса. Сеть, составленная из отдельных ЧАРЛИ, была сферой иной символики, не просто другим миром - а миром с абсолютно другой парадигмой, без довлеющего примата биологического выживания, без страха смерти, влияющего на суждения и видение, искажающего и извращающего все восприятия и результаты. Это была среда, в которой идеи могли странствовать свободно, ничем не связанными, развиваясь, разрастаясь, превращаясь в грандиозные сложнейшие конструкции из концепций и деталей - бабочек и динозавров электронного Зазеркалья, обитателей экологии мышления. Только кто способен запустить этот процесс? Кто может сформулировать исходный вопрос: "Что есть бабочка? Или динозавр?" Кто там Бог? Где Бог в той вселенной? Я страшно боялся, что новая экология мышления окажется пустышкой. Это будет настоящей катастрофой. Запищал компьютер. Все следы в течение шести месяцев оставляли только три червя. Три? Тогда откуда появился четвертый? От этого вопроса по спине пробежали мурашки. Через некоторое время я понял почему. |
|
|