"Дэвид Герролд. Сезон бойни ("Война с Хторром" #4)" - читать интересную книгу автора

Следовало поразмыслить.
Где-то в глубине души я опасался, что, возможно, она права.
Кэтрин Бет Уиллиг, бабка шестерых внуков, ставшая солдатом в том возрасте,
когда большинство женщин начинают подумывать о пенсии, четко сформулировала то,
что тревожило меня с момента первой встречи с червем. Это возбуждало. Это было
приятно. Я наслаждался войной.
При этой мысли я встал с сиденья, открыл люк бронетранспортера и спрыгнул
на хрустящую корку красной кудзу. Фруктовый аромат был настолько сильным, что
почти перекрывал недельной давности смрад горпов. Слабый. запах мертвечины все
еще висел в воздухе, и, наверное, пройдут еще недели, прежде чем он развеется
окончательно, но я едва замечал его. Роща волочащихся деревьев выглядела выше
и
темнее, чем раньше.
Вторая машина стояла всего в сотне метров. Я вяло помахал рукой. Марано
помигала фарами. Потом я снова уставился на деревья. Что там происходит, под
ними? Слова Уиллиг не давали покоя.
Войной нельзя наслаждаться. Война по своей сути отвратительна - под соусом
оправданий, объяснений, развевающихся знамен она еще в какой-то мере съедобна,
но за патриотическими лозунгами, диаграммами и картами скрывается чистое
безумие. Она означает добровольный отказ от нравственности, бешеный
адреналиновый выплеск ненависти и мстительности; она - последний довод невежд,
окончательный разрыв общения.
Мне были известны все речи. Все оправдания. Все высокие слова. Война - это
яростный первобытный вопль, вместе с которым улетучиваются последние остатки
рассудка. Она бросает благоразумие на алтарь фарисейства. Черт возьми! Я знал
пацифистские молебны не хуже других и считал, что ненавижу войну.
Это был самый страшный момент с начала хторран-ского вторжения - когда
я
понял: да, мне нравится то, что я делаю.
И следом за этим страшным прозрением меня опалило раскаленным белым
пламенем прозрения нового, столь же ужасного. Все, что я держал под спудом,
выплыло наружу и разом навалилось на меня - едва не раздавив в лепешку.
Перед тем как началась война, я был жирным и эгоистичным подростком, злым
и
обидчивым, занозой в заднице для всех окружающих. Теперь же... Ну, жирным
я
больше не был и эгоистом, во всяком случае, тоже. Я потерял двадцать три
килограмма и научился замечать окружающих. На этом мои достижения кончались.
Я
превратился в одного из тех людей, которых когда-то ненавидел. Я нарастил такую
же толстую шкуру угрюмой озлобленности, которая пугала меня в других.
Я знал правду - просто не хотел признаться себе в этом.
Красота имеет лишь толщину кожи, а мерзость пропитывает до костей - свою
злобу к червям я стал применять против людей, причем научился делать это так
здорово, что это была уже не поза, а я сам, по сути маленький фашист, которому
каждый приступ бешеной ярости доставлял истинное наслаждение. Я превратился
в
злобного, опасного типа, не способного на искреннее сострадание, любовь или
нежность. Я стал точно таким же мерзавцем, какие мучили меня на школьном дворе;
единственная разница между ними и мной нынешним заключалась в том, что в словаре